Карбалевич о смерти Макея в госСМИ: Придание чрезмерного политического веса одному чиновнику, даже мертвому, может стать грехом

Когда умирает известный политик, то вполне логична оценка его деятельности. В этом плане интересно, что дискуссия о политическом наследии Владимира Макея развернулась в независимых СМИ. Основной дискуссионный вопрос сводится к оценке его деятельности по размораживанию отношений Беларуси с Западом, роли министра в политике относительной либерализации и «мягкой белорусизации», проводимой режимом в 2014–2020 годах.

Насколько здесь была весома роль самого Макея? Или он был только исполнителем воли Лукашенко? И перекрыла ли его позиция полной поддержки политического террора внутри страны и участия в войне в Украине в последние два года то хорошее, что он сделал для Беларуси в предшествующий период?

Парадокс ситуации в том, что итоги деятельности одного из столпов правящего режима обсуждали его оппоненты. В государственных СМИ эти вопросы не поднимались, вокруг них не было никакой дискуссии.

Более того, внезапная смерть министра иностранных дел Беларуси стала главной политической новостью, оказалась в центре внимания именно белорусских независимых СМИ.

Кончина Макея также стала событием международного значения. Ведь бывший министр был самым известным политиком в Беларуси после Лукашенко. К тому же эта новость попала в информационную волну на стадии подъема. Дело в том, что 25 ноября на одном из американских политологических сайтов (институт Роберта Лансинга) появилась статья, в которой утверждается, что «Кремль замышляет ликвидировать Лукашенко», потому что тот отказывается от полноценного участия Беларуси в войне против Украины. А на следующий день, 26 ноября неожиданно умирает Макей. Эта смерть оказалась внезапной, что придало ей оттенок загадочности. Сразу же появилось множество конспирологических версий. Дескать, вот она – «черная метка».

Но реакция органов государственной власти на смерть Макея оказалась, скажем так, своеобразной. Что во многом способствовало появлению и широкому распространению мифов в связи с этой кончиной.

Смерть известного политика не стала главной новостью на сайтах государственных СМИ и в теленовостях. На сайте МИДа информация о кончине министра не появлялась в течение суток. Не было обнародовано медицинское заключение о причинах его смерти. Официальный некролог появился в президентской газете «СБ. Беларусь сегодня» только почти через двое суток, причем под ним не было подписи Лукашенко. Можно было ожидать траурный митинг в день прощания с министром, но его не было. Официозный траур оказался достаточно холодным.

Тот факт, что на похороны не приехал министр иностранных дел России Сергей Лавров, также усилил подозрения.

В чем причины такой странной реакции белорусских властей?

Прежде всего, все это можно расценивать как сбой системы. Так она реагирует на нестандартное событие, которым стала смерть высокопоставленного чиновника.

Здесь следует отметить, что государственные СМИ и вся пропагандистская машина всегда впадают в ступор, когда происходит событие, выходящее за рамки нормы. Ведь они привыкли работать по строгим инструкциям, установленным правилам, указаниям сверху. Их свобода сильно ограничена. И если от начальства нет внятных разъяснений, как освещать то или иное неожиданное событие, то редакция обычно предпочитает промолчать, чтобы не «сесть в лужу». Именно поэтому государственные СМИ всегда опаздывают в кризисных ситуациях.

Например, в первые дни после президентских выборов 2020 года, когда люди массово вышли на улицы, БТ делало вид, что ничего экстраординарного не происходит. Или более свежий случай: белорусские государственные СМИ почти не отреагировали на освобождение Херсона.

А смерть высокопоставленного чиновника – более деликатная ситуация. Ведь, образно говоря, белорусское государство – унитарное предприятие. В политической системе, где есть только один политик, единовластный властитель, все остальные чиновники – лишь винтики, инструмент, средство для осуществления его воли. И придание политического веса одному чиновнику, даже мертвому, в большей степени, чем это необходимо, может стать грехом, непростительной ошибкой. И проблема как раз в том, что эту степень никто точно не знает, пока ее не определит сам Лукашенко. И он, видимо, долго решал, как на это реагировать.

Дело еще и в том, что в Беларуси при Лукашенко было мало прецедентов смерти высокопоставленных чиновников в момент нахождения в должности. Можно вспомнить кончину главы Гродненской области Александра Дубко в далеком 2001 году и уход из жизни министра финансов Андрея Харковца в 2015 г.

Но формальный и неформальный статус Владимира Макея существенно выше, чем у этих упомянутых чиновников. И поэтому перед Лукашенко встала дилемма. С одной стороны, его опорой является высшая номенклатура. Что ярко проявилось в критические дни 2020 года. Поэтому к людям, выразившим ему личную преданность, было бы уместно относиться с определенным уважением, особенно посмертно. Чтобы все видели: верность вознаграждается. Именно поэтому после соответствующей «отмашки» через два дня после смерти, БелТА все же начало печатать соболезнования от основных госучреждений и ведомств.

С другой стороны, важно не перебрать в перечне заслуг чиновника. Чтобы не затмевать образ Единственного политика, неизменного и незаменимого. Ведь в такой системе нет и не может быть фигуры №2 в политической иерархии.

Именно поэтому мы видим такую осторожную, противоречивую линию в освещении смерти бывшего министра иностранных дел.

Что касается конспирологических версий о возможной насильственной смерти Владимира Макея, то нет никаких фактов для их подтверждения. Опыт показывает, что в большинстве случаев самое простое объяснение политических событий является самим близким к реальности.