Пастухов: «Путин уйдет, а осадочек останется»
Санкции в нынешнем виде не решают проблемы «торможения» России». Политолог — о том, как изоляция формирует устойчивый антизападный тренд в русском обществе.
![]()
— Не прошло и трех месяцев войны, как в России появилось новое подозрительное сословие. Вместо «понаехавших» теперь принято обсуждать досужими вечерами «поуехавших», — пишет Доктор политических наук University College of London Владимир Пастухов. — Это явление локального социального масштаба, которое затронуло, прежде всего, русский городской образованный класс. Высшие классы, за исключением тех, кто попал под санкции, как ездили туда и обратно, так и ездят. Низшие классы как не ездили никуда, так и не ездят.
А вот русским европейцам приходится делать непростой выбор — либо там, либо здесь.
Я сейчас пишу не о диссидентах, которым грозит срок и поэтому выбирать не приходится, а о тех, кому «всего лишь» надо либо принять новые обстоятельства жизни как реальность, данную им в ощущениях, либо поменять жизнь и страну. Проблема в том, что именно этот слой оказывает наиболее существенное влияние на психологический климат в России, и любые его колебания сказываются на последнем крайне болезненно. У тех, кто уехал, свои проблемы, фобии и комплексы, которые требуют отдельного разговора. Важнее то, что происходит с оставшимися. Хотя бы потому, что их явное большинство.
Им кажется, что уехавшие не понимают их проблем и положения, они уязвлены ограничениями, которые на них наложены, у них постепенно формируется коллективное самосознание людей, испытывающих общую беду. И это коллективное самосознание, в основе которого лежит обида, оказывается ближе к самосознанию убежденных путинистов, чем покинувших Россию несогласных.
Санкционная политика, особенно в части невыборочных визовых ограничений и блокировки финансовых инструментов (прежде всего — платежных карт), сильно поспособствовала формированию этого сознания «отделённых». Речь не о несправедливости этих санкций – и в этой части критики санкций я не с Владимиром Ашурковым, который назвал их несправедливыми. Когда мы имеем дело с народом, сумевшими развязать полномасштабную войну в Европе через 75 лет после окончания Второй Мировой войны, уйти от вопроса о коллективной ответственности невозможно.
Но в той части, где речь идет об их разумности, Ашурков прав, и в его речи на митинге в Лондоне есть рациональное зерно. Санкции в нынешнем виде, как в этой, так и во многих других сферах, не решают проблемы «торможения России». Так ее не затормозишь. Зато они формируют устойчивый антизападный тренд в тех слоях русского общества, которые в будущем, уже после Путина, будут оказывать существенное влияние на политические процессы в стране. Как в известном еврейском анекдоте: чашки найдутся (Путин уйдет), а осадочек останется.
Я всегда с осторожностью относился к превращению тактических инструментов в стратегические решения. Универсальная изоляция России не очень похожа на работающую стратегию выхода из ситуации.
Мне могут возразить, что стратегия выхода — быстрая военная победа над Россией. Я бы осторожно заметил по этому поводу, что это все-таки всего лишь один из гипотетических сценариев развития данного конфликта. Возможный, но гарантированный.
— Не прошло и трех месяцев войны, как в России появилось новое подозрительное сословие. Вместо «понаехавших» теперь принято обсуждать досужими вечерами «поуехавших», — пишет Доктор политических наук University College of London Владимир Пастухов. — Это явление локального социального масштаба, которое затронуло, прежде всего, русский городской образованный класс. Высшие классы, за исключением тех, кто попал под санкции, как ездили туда и обратно, так и ездят. Низшие классы как не ездили никуда, так и не ездят.
А вот русским европейцам приходится делать непростой выбор — либо там, либо здесь.
Я сейчас пишу не о диссидентах, которым грозит срок и поэтому выбирать не приходится, а о тех, кому «всего лишь» надо либо принять новые обстоятельства жизни как реальность, данную им в ощущениях, либо поменять жизнь и страну. Проблема в том, что именно этот слой оказывает наиболее существенное влияние на психологический климат в России, и любые его колебания сказываются на последнем крайне болезненно. У тех, кто уехал, свои проблемы, фобии и комплексы, которые требуют отдельного разговора. Важнее то, что происходит с оставшимися. Хотя бы потому, что их явное большинство.
По моим наблюдениям, в русском городском образованном классе начало формироваться новое самосознание «отделенного» (отчасти — обделенного) народа. Люди, не поддерживающие войну, не являющиеся фанатами Путина, хотя часто не готовые к открытому протесту, разговаривают с «поуехавшими» с легкой долей отстраненности, будто через стекло, не с раздражением, а как бы «через губу» (повторюсь, я не о тех, кто занял «патриотическую» позицию, а о тех, кто тихо против или пытается быть «нейтральным»).
Им кажется, что уехавшие не понимают их проблем и положения, они уязвлены ограничениями, которые на них наложены, у них постепенно формируется коллективное самосознание людей, испытывающих общую беду. И это коллективное самосознание, в основе которого лежит обида, оказывается ближе к самосознанию убежденных путинистов, чем покинувших Россию несогласных.
Санкционная политика, особенно в части невыборочных визовых ограничений и блокировки финансовых инструментов (прежде всего — платежных карт), сильно поспособствовала формированию этого сознания «отделённых». Речь не о несправедливости этих санкций – и в этой части критики санкций я не с Владимиром Ашурковым, который назвал их несправедливыми. Когда мы имеем дело с народом, сумевшими развязать полномасштабную войну в Европе через 75 лет после окончания Второй Мировой войны, уйти от вопроса о коллективной ответственности невозможно.
Но в той части, где речь идет об их разумности, Ашурков прав, и в его речи на митинге в Лондоне есть рациональное зерно. Санкции в нынешнем виде, как в этой, так и во многих других сферах, не решают проблемы «торможения России». Так ее не затормозишь. Зато они формируют устойчивый антизападный тренд в тех слоях русского общества, которые в будущем, уже после Путина, будут оказывать существенное влияние на политические процессы в стране. Как в известном еврейском анекдоте: чашки найдутся (Путин уйдет), а осадочек останется.
Изоляция России — вынужденно правильный шаг в сложившихся обстоятельствах и перед лицом беспрецедентной для послепотсдамской Европы агрессии. Но надо понимать, что это скорее тактическая, а не стратегическая мера. Она не решает проблему, а загоняет ее внутрь — внутрь бескрайней континентальной Империи, на просторах которой она может жить очень долго. Готово ли добро к столь длительному соревнованию со злом?
Я всегда с осторожностью относился к превращению тактических инструментов в стратегические решения. Универсальная изоляция России не очень похожа на работающую стратегию выхода из ситуации.
Мне могут возразить, что стратегия выхода — быстрая военная победа над Россией. Я бы осторожно заметил по этому поводу, что это все-таки всего лишь один из гипотетических сценариев развития данного конфликта. Возможный, но гарантированный.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Дорогие читатели, не имея ресурсов на модерацию и учитывая нюансы белорусского законодательства, мы решили отключить комментарии. Но присоединяйтесь к обсуждениям в наших сообществах в соцсетях! Мы есть на Facebook, «ВКонтакте», Twitter и Одноклассники
