Лукашенко перешел грань, когда начал пиариться на слабости Путина

Был ли Лукашенко независимым игроком в переговорах с Пригожиным? Почему белорусских чиновников и силовиков так пугает то, что ЧВК Вагнера может переехать в Беларусь? На эти вопросы читателей «Зеркала» ответил политический обозреватель Артем Шрайбман.

— Был ли Лукашенко независимым игроком в переговорах с Пригожиным или выполнял лишь техническую роль?

— Лукашенко по определению не мог здесь быть независимым игроком, потому что как любой медиатор или посредник он зависел от того, чтобы стороны, а это были Путин и Пригожин, были готовы пойти на деэскалацию. Интрига здесь в том, кому пришел в голову сценарий разрешения кризиса — Лукашенко или кому-то из россиян. Мы пока не знаем суть сделки и будет ли она исполнена.

Известно, что Кремль анонсировал переезд Пригожина в Беларусь. А Сам Пригожин заявил, что Лукашенко предложил ему какой-то формат для легализации своей деятельности. Кроме того, Путин разрешил тем вагнеровцем, которые не готовы подписывать контракты с российским Минобороны или уйти по домам, перейти в Беларусь. Во всей этой истории остается слишком много нераскрытых моментов. Неясно, сколько вагнеровцев приедет с Пригожиным в Беларусь, возьмут ли они с собой какие-то вооружения? Останутся ли они в Беларуси надолго или просто получат формальную регистрацию и поедут дальше заниматься своими делами где-нибудь в Африке или в той же Украине?




И во втором варианте, чтобы никакая из сторон противостояния не выглядела униженной, они могли договориться передать роль инициатора сделки внешнему игроку — Лукашенко.

В любом случае в отношениях с Россией на ближайшую перспективу белорусский политик получает свои репутационные бонусы, и это трудно отрицать. Он оказал услугу российскому руководству в критический для него момент. И такие вещи принято вознаграждать. На ум приходят какие-то новые экономические субсидии. Но речь может идти и о военных уступках. Например, передаче в Беларусь какой-то военной техники, которую раньше Москва отказывалась давать Лукашенко. И в этом смысле не так важно, насколько ключевым игроком был Лукашенко и на какой стадии он присоединился к переговорам. Важно, что он все-равно помог. Пропагандистская подача этой истории дает Лукашенко еще один немаловажный бонус — это симпатии россиян, которые доверяют телевидению. Ведь в России, как и в Беларуси, пропаганда рисует Лукашенко спасителем, тем, кто, по сути, предотвратил гражданскую войну в России. Сложно сказать, сколько людей поверят в эту версию в нашей стране. В России, в отличие от Беларуси, во-первых, намного больше людей доверяют государственным СМИ, а во-вторых, нет такой поляризации по поводу фигуры Лукашенко.

Это означает, что доминирующей эмоцией будет благодарность россиян белорусскому политику. И это тоже своеобразный актив для Лукашенко как в отношениях с Кремлем, так и с разными российскими элитными группами. Но на более отдаленной перспективе все совершенно непонятно. Неясно, насколько устойчивой будет эта сделка и как Лукашенко проявит себя дальше по ходу ее реализации. Наконец, мы не знаем, какие последствия эта история оставит на положении самого Путина в России, так как он выглядит ослабленным и униженным. Ему пришлось отпускать безнаказанным человека, который создал ему самый серьезный политический кризис за все время правления. И часть этого унижения состоит в том, что российский государь не смог сам справиться с бунтом. Ему пришлось привлекать для этого своего сателлита — младшего брата Лукашенко. Путин может начать ревновать к Лукашенко за то, что тот снимает все пиаровские сливки с этой истории как активный и решительный миротворец в то время, как сам Путин выглядит довольно вяло. Даже в абсолютно пропутинской Госдуме первое заседание после этого мятежа началось с того, что депутаты аплодировали обоим политикам.

И здесь тоже заложен среднесрочный риск для отношений Минска и Москвы. Лукашенко очень выгодно быть полезным для Путина. Но если он переходит грань, когда начинает пиариться на слабости своего друга, то это становится опасно. Думаю, именно поэтому 27 июня в речи перед военными и пропагандистами Лукашенко попросил не из кого не делать героев этой истории, включая его самого.

— Белорусских чиновников и силовиков пугает то, что Пригожин потенциально может остаться в Беларуси надолго и взаимодействовать с Лукашенко? Почему?

— Мы не знаем слишком многого, чтобы нормально ответить на ваш вопрос. Например, мы не знаем, надолго ли останется Пригожин в Беларуси, сможет ли он контролировать своих бойцов, какая у них будет свобода маневра. Для белорусского режима это, конечно, серьезный вызов, потому что даже если в страну приедут не тысячи, а сотни вагнеровцев — это все равно непредсказуемая и опасная сила. Эти люди пошли на военный мятеж в России, где этого не происходило больше века. Пригожин по факту предал своего давнего босса. На месте Лукашенко было бы крайне наивно верить на слово таким людям, что они будут просто придерживаться своих обещаний и не выходить за какие-то красные линии. Поэтому если в Беларуси хоть на какое-то длительное время появится база вагнеровцев, а мы этого пока не знаем, то для Лукашенко встанет вопрос, как физически контролировать этих людей? Это значит решить, где они будут располагаться, с каким оружием, сколько своих силовиков нужно будет отвлечь для того, чтобы контролировать вагнеровцев. Какие правила им установить? Как наказывать за первое же их нарушение?

{banner_news_end}
Появление такого анклава мятежников — это очень неорганичные, чужеродные элементы для белорусского режима и для Лукашенко лично, который одержим полным контролем и вертикальной системой власти. Я не представляю себе, чтобы белорусский режим долго уживался бок о бок с таким источником рисков. Главная ошибка Путина, которая привела к этому мятежу, это даже не начало войны в Украине, а это размывание своей монополии на насилие. Многие эксперты предупреждали, что это авантюрно и опрометчиво. Эффективные диктаторы так себя не ведут.

Лукашенко до сих пор не был замечен в желании отказаться от этой монополии у себя в стране. А белорусские силовики не привыкли уживаться рядом с непонятной военной силой, с непонятными политическими амбициями ее лидера. Мы не знаем, как в итоге Минск разберется с этой проблемой. Но то, что это абсолютно новый вызов и чрезвычайный стресс для системы, сомневаться не приходится.