“У нее сын-контрактник в плену в Украине, а она соловьевское “ихтамнет“ включает!“

«Новая газета» силами своего спецкора Павла Каныгина сделала очень важную журналистскую работу, опубликовав интервью со Светланой Агеевой, матерью ефрейтора Агеева, попавшего в плен в Луганской области, пишет Игорь Яковенко на ej.ru.

Реакция на это интервью со стороны представителей прогрессивной общественности содержала в основном обсценную или заменяющую ее лексику в адрес матери пленного российского ефрейтора, захваченного на месте преступления в чужой стране.

Если подобная реакция украинцев, потерявших 10 тысяч жизней по вине, в том числе, таких преступников, как сын Светланы Агеевой, была понятна, естественна и не обсуждаема, то возмущение российских либералов тем, что жительница села Топчиха Алтайской губернии смотрит телевизор и верит ему, а не сидит в интернете в поисках истины, представляется не вполне адекватным.

В действительности, Павел Каныгин своим интервью создал портрет современного варианта русского народного двоемыслия. Оно, это народное двоемыслие времен путинизма, во многом скроено по лекалам Джорджа Оруэлла, открывшего это явление, хотя кое в чем имеет отличия. Светлана Агеева строго по Оруэллу «способна держаться одновременно двух противоречащих друг другу убеждений, говорить заведомую ложь и одновременно в нее верить, забыть любой факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он опять понадобится». Конец оруэлловской цитаты.

Светлана Викторовна знает со слов сына, что он служил по контракту, он ей присылал скан приказа о присвоении звания ефрейтора, фотографии, где он с однополчанами на фоне знамени части российской армии.

Сын у нее хороший, «в армию пошел по призванию», «отдал долг Родине», «много тренировался, держал себя в форме». Информацию о том, что сын в плену на территории Украины, Светлане Агеевой сообщил журналист ВВС…

Павел Каныгин задает вопрос о том, что ей известно о событиях на востоке Украины. Лицо Светланы Викторовны мгновенно меняется, из него уходит живое выражение. Теперь перед нами не мать — зритель федеральных телеканалов. «Я очень политикой увлекаюсь. Всегда смотрю наших знаменитых Соловьева, Киселева, “60 минут” нравится. Хотя вот Киселева как-то так не очень, а вот Соловьев нравится. В общем, немножко разбираюсь… Украина не хочет федерацию, не хочет отпускать Донецк и Луганск, а те не хотят быть в составе Украины, от этого конфликт…».

На вопрос Каныгина, присутствует ли Россия в этом конфликте, Светлана Викторовна после небольшой заминки снова включает телезрителя: «Официальная версия, что нас там нет, иначе было бы вмешательство». Журналист «Новой»: «Вы доверяете этой версии?» Агеева: «Ну, хотелось бы так думать…» И тут же, отбросив сомнения: «Я думаю, что нас там нет».

Вот этот фрагмент интервью вызвал особо бурную реакцию прогрессивной российской общественности. У нее сын-контрактник в плену в Украине — живое свидетельство российской агрессии, а она соловьевское «ихтамнет» включает! Отрицает существование собственного сына!

Все так. Можно еще попенять Светлане Агеевой, что в своем селе Топчиха она не организовала акцию протеста против аннексии Крыма и массового убийства сирийцев российскими ВКС, а также до сих пор не стоит у здания местной администрации в бессрочном пикете протеста против коррупции.

Мать пленного российского контрактника Агеева страдает двоемыслием, подобно абсолютному большинству россиян, в том числе и некоторым из тех представителей прогрессивной общественности, которые наперебой обливают ее презрением.

В ее двоемыслии есть еще одно важное измерение, которого не было ни у Оруэлла, ни в двоемыслии советской эпохи. Когда в ее дом пришла беда и ее сын оказался в плену, она стала стучаться во все двери. Дверей Путина и Шойгу в селе Топчиха не оказалось. И она стала писать и обращаться в прессу и общественные организации.

Из всех российских СМИ она выбрала «Новую газету», а не «Комсомолку», не «Россию 1» с соловьевым-киселевым, из общественных деятелей — местного правозащитника Александра Гончаренко, а из партийцев — яблочника Бориса Вишневского.

Никого из раскрученных по ТВ единороссов и общественных палаточников типичная «ватница» не позвала на помощь. В трудную для себя минуту обратилась к той самой «пятой колонне», о предательской сущности которой ей годами твердил любимый ею Соловьев.

По мне, так в этом варианте двоемыслия есть какой-то тоненький лучик надежды в отличие от оруэлловского безнадежного мрака. Она, эта надежда, в том, что «трудная минута» для многих россиян не за горами, и тогда у какой-то части из них на смену двоемыслию придет сначала сомнение, а потом прозрение.