Можейко: «Часто, когда старый автократ думает, что у него все под контролем, процесс и выходит из-под контроля»
Координатор белорусской экспертной сети «Наше мнение» — о том, почему стоит присмотреться к новой партии «Белая Русь».
Министерство юстиции все-таки зарегистрировало партию «Белая Русь» (БР). Разговоры о новом формате общественного объединения «Белая Русь» в политическую партию продолжались более 15 лет.
Почему трансформация в партию произошла именно сейчас и как могут сложиться отношения БР, которую уже окрестили «партией власти», с самой властью, «Салідарнасць» расспросила политолога Вадима Можейко.
— Это партия чиновников, номенклатуры. Это то, чего они давно хотели, и вот Лукашенко, наконец, дал им это, — отметил в экспресс-комментарии Вадим Можейко. — Конечно, это больше видимость, чем действительно усиление номенклатуры. Конечно, многие хотели, чтобы политический транзит проходил в формате усиления роли парламента, усиления партий.
По большому счету БР так и останется провластным обществом. От того, что теперь они будут называться не «общественное объединение», а «партия», мало что для них принципиально поменяется.
Если бы реформа пошла по пути усиления партий и парламента, этим бы могли воспользоваться и другие пока еще зарегистрированные непровластные партии. Но сейчас политический процесс идет не совсем по партийному пути, не в тех условиях, как хотели бы чиновники.
Но в то же время это сигнал о том, что Лукашенко много лет не хотел этого делать, ему было приятнее сохранять имидж такого народного президента, который сам напрямую общается с народом, ему не нужны никакие партии. Он сам об этом прямо говорил.
{banner_news_show}
Однако это еще сильно далеко от того «коллективного Лукашенко», о котором мечтали чиновники.
— Вы упомянули непровластные партии, и сегодня действительно некоторые все еще зарегистрированы. О грядущей перерегистрации только все время идут разговоры. Вам очевидно, чем она закончится?
— Действительно, партии сохранились на протяжении почти трех лет, несмотря на продолжающийся политический кризис. Но при этом большинство из них не проявляют никакой активности, лидеры и активисты находятся либо за решеткой, либо за границей.
Партии сейчас мало что из себя представляют, что и неудивительно в современных белорусских реалиях. И эти партии сложно в чем-то обвинять.
Поэтому, видимо, и не торопятся с перерегистрацией. Партии не представляют из себя сильных политических оппонентов, никак не влияют на белорусскую политическую систему, спешить некуда.
Скорее всего их внутренний дедлайн — это выборы в парламент и местные советы в 2024 году. Это тот момент, когда у партий появляются какие-то преимущества по выдвижению наблюдателей, кандидатов для сбора подписей и т.д.
Думаю, к этим выборам и произойдет «зачистка». Наиболее вероятный сценарий, что оставят БР, коммунистов, ЛДПБ и кого-то еще.
— БР окрестили «партией власти». Как думаете, займет ли она в Беларуси такое же место, как «Единая Россия» в РФ?
— Для чиновников членство в БР будет казаться чем-то популярным, собственно, и сейчас мы это наблюдали. Кто-то вступал по разнарядке, та же молодежь из БРСМ, а кто-то с надеждой, что за этим последуют какие-то политические бенефиции.
Я бы сейчас назвал БР таким «спящим институтом». Да, в нынешнем виде он не будет иметь никаких полномочий и никакого серьезного влияния на политическую систему.
Но в тоже время «спящие институты» не надо недооценивать, потому что во время политических трансформаций именно они часто так или иначе задействуются. Просто потому, что других нет.
Были времена в российской истории, когда коммунистическая партия становилась вполне реальной угрозой власти Ельцина.
Поэтому я бы сказал, что сейчас в Беларуси роль «спящих институтов» не изменится, но в перспективе тот факт, что у человека будет своя структура, своя площадка, может способствовать их большей консолидации.
Поэтому нужно следить за развитием событий, за тем, что и как БР будет делать.
— До какой степени их амбиции могут взыграть? Они могут захотеть себе больше прав и полномочий?
— Думаю, что прав и полномочий они и раньше хотели больше, и сейчас хотят. Вопрос в том, готовы ли сами люди предпринимать какие-то действия, чтобы этого добиться. Пока мы видим, что они как минимум добились того, что зарегистрировали свою партию. Мало кому в Беларуси за последние 23 года это удавалось.
Вон, например, белорусские христианские демократы (БХД) раз пять или семь подавали документы в Минюст, но их не зарегистрировали.
А чиновники, пусть не с первой попытки, но добились. Так что сказать, что от коллективной номенклатуры нет совсем никакого политического влияния, нельзя.
И все-таки начата такая, может, неяркая, непубличная и невыраженная, но «коверная борьба», так или иначе это попытка чиновников обеспечить себе какую-то стабильность внутри системы.
— Вы так говорите, будто Лукашенко был вынужден пойти на этот компромисс. Разве не в приказном порядке происходят подобные трансформации в политической жизни нашей страны?
— Да, я не думаю, что это была его инициатива. Это ведь далеко не первая попытка БР зарегистрироваться. Мы неоднократно видели, еще со времен Давыдько, как руководство БР и съезды проводило, и резолюции принимало.
Но все прошлые разы Лукашенко отказывал, и их не регистрировали. А в этот раз мы видим, что это произошло. Понятно, что это не выглядело так, когда, условно говоря, Романов пришел к Лукашенко и надавил на него. В то же время очевидна вполне ясная тенденция.
Скорее всего, чиновники попытались убедить Лукашенко в том, что ему самому это будет гораздо выгоднее. И факт в том, что он посчитал, лучше сделать то, что хотят чиновники, а не в очередной раз им отказывать.
{banner_news_end}
Одно дело — создать имидж, когда ты на камеру говоришь «жэстачайшэ разабрацца», это то, что Лукашенко хочет транслировать. Но на практике его публично высказанные решения не исполняются. И это тоже к вопросу о том, насколько действительно его влияние и имидж отвечают реальности.
Я, конечно, далек от мысли, что Лукашенко ничем не управляет, но также не стоит думать, что все делается только, как он хочет. У системы есть своя инерция, свои интересы и это вполне естественно.
Да, после 2020 года Лукашенко ослабевает, и ему приходится идти навстречу системе.
— Компромиссы и Лукашенко — даже ставить рядом два этих слова сложно.
— Тем не менее, происходит институализация ВНС, которое становится уже не просто формальным сборищем, а институтом. Это ведь тоже не про усиление персональной власти. Понятно, что это не превращает тоталитаризм в демократию.
Полномочия у него формальные, это тоже будет такой «спящий институт». Однако он создается, и это те изменения, которые имеет смысл фиксировать.
Послушайте, и Токаев, и даже Путин когда-то были просто преемниками, которых мало кто всерьез воспринимал.
Часто, когда старый автократ думает, что у него все под контролем, как может быть иначе, процесс и выходит из-под контроля.
Конечно, это не означает, что завтра в Беларуси произойдет номенклатурный переворот.
Но в то же время хоть какое-то движение идет, регистрация БР и создание формального ВНС — так или иначе это шаги по изменению политической системы. Это не стабильность, не сохранение того, что было, а какие-то изменения.
Это произошло в изменившихся обстоятельствах, и один из факторов этих обстоятельств — это в том числе и воля белорусского народа.
Министерство юстиции все-таки зарегистрировало партию «Белая Русь» (БР). Разговоры о новом формате общественного объединения «Белая Русь» в политическую партию продолжались более 15 лет.
Почему трансформация в партию произошла именно сейчас и как могут сложиться отношения БР, которую уже окрестили «партией власти», с самой властью, «Салідарнасць» расспросила политолога Вадима Можейко.
— Это партия чиновников, номенклатуры. Это то, чего они давно хотели, и вот Лукашенко, наконец, дал им это, — отметил в экспресс-комментарии Вадим Можейко. — Конечно, это больше видимость, чем действительно усиление номенклатуры. Конечно, многие хотели, чтобы политический транзит проходил в формате усиления роли парламента, усиления партий.
По большому счету БР так и останется провластным обществом. От того, что теперь они будут называться не «общественное объединение», а «партия», мало что для них принципиально поменяется.
Если бы реформа пошла по пути усиления партий и парламента, этим бы могли воспользоваться и другие пока еще зарегистрированные непровластные партии. Но сейчас политический процесс идет не совсем по партийному пути, не в тех условиях, как хотели бы чиновники.
Но в то же время это сигнал о том, что Лукашенко много лет не хотел этого делать, ему было приятнее сохранять имидж такого народного президента, который сам напрямую общается с народом, ему не нужны никакие партии. Он сам об этом прямо говорил.
{banner_news_show}
И теперь мы видим, что он все-таки посчитал нужным пойти навстречу чиновникам. И это тоже в том числе о том, насколько он уверенно и устойчиво себя чувствует в нынешней политической системе.
Однако это еще сильно далеко от того «коллективного Лукашенко», о котором мечтали чиновники.
— Вы упомянули непровластные партии, и сегодня действительно некоторые все еще зарегистрированы. О грядущей перерегистрации только все время идут разговоры. Вам очевидно, чем она закончится?
— Действительно, партии сохранились на протяжении почти трех лет, несмотря на продолжающийся политический кризис. Но при этом большинство из них не проявляют никакой активности, лидеры и активисты находятся либо за решеткой, либо за границей.
Партии сейчас мало что из себя представляют, что и неудивительно в современных белорусских реалиях. И эти партии сложно в чем-то обвинять.
Поэтому, видимо, и не торопятся с перерегистрацией. Партии не представляют из себя сильных политических оппонентов, никак не влияют на белорусскую политическую систему, спешить некуда.
Скорее всего их внутренний дедлайн — это выборы в парламент и местные советы в 2024 году. Это тот момент, когда у партий появляются какие-то преимущества по выдвижению наблюдателей, кандидатов для сбора подписей и т.д.
Думаю, к этим выборам и произойдет «зачистка». Наиболее вероятный сценарий, что оставят БР, коммунистов, ЛДПБ и кого-то еще.
— БР окрестили «партией власти». Как думаете, займет ли она в Беларуси такое же место, как «Единая Россия» в РФ?
— Для чиновников членство в БР будет казаться чем-то популярным, собственно, и сейчас мы это наблюдали. Кто-то вступал по разнарядке, та же молодежь из БРСМ, а кто-то с надеждой, что за этим последуют какие-то политические бенефиции.
Я бы сейчас назвал БР таким «спящим институтом». Да, в нынешнем виде он не будет иметь никаких полномочий и никакого серьезного влияния на политическую систему.
Но в тоже время «спящие институты» не надо недооценивать, потому что во время политических трансформаций именно они часто так или иначе задействуются. Просто потому, что других нет.
В этом смысле мы видели, когда заканчивался Советский Союз и всякие структуры вроде того же Верховного совета, например, которые, прямо скажем, не блистали демократичностью, вдруг внезапно оказывались с какой-то политической субъектностью и амбициями.
Были времена в российской истории, когда коммунистическая партия становилась вполне реальной угрозой власти Ельцина.
Поэтому я бы сказал, что сейчас в Беларуси роль «спящих институтов» не изменится, но в перспективе тот факт, что у человека будет своя структура, своя площадка, может способствовать их большей консолидации.
Поэтому нужно следить за развитием событий, за тем, что и как БР будет делать.
— До какой степени их амбиции могут взыграть? Они могут захотеть себе больше прав и полномочий?
— Думаю, что прав и полномочий они и раньше хотели больше, и сейчас хотят. Вопрос в том, готовы ли сами люди предпринимать какие-то действия, чтобы этого добиться. Пока мы видим, что они как минимум добились того, что зарегистрировали свою партию. Мало кому в Беларуси за последние 23 года это удавалось.
Вон, например, белорусские христианские демократы (БХД) раз пять или семь подавали документы в Минюст, но их не зарегистрировали.
А чиновники, пусть не с первой попытки, но добились. Так что сказать, что от коллективной номенклатуры нет совсем никакого политического влияния, нельзя.
При этом понятно, что Лукашенко будет сопротивляться тому, чтобы у номенклатуры формировались какие-то коллективные практики, умение отстаивать общие интересы и т.д. Он в этом не заинтересован, он даже с созданием политической партии сколько лет их динамил.
И все-таки начата такая, может, неяркая, непубличная и невыраженная, но «коверная борьба», так или иначе это попытка чиновников обеспечить себе какую-то стабильность внутри системы.
— Вы так говорите, будто Лукашенко был вынужден пойти на этот компромисс. Разве не в приказном порядке происходят подобные трансформации в политической жизни нашей страны?
— Да, я не думаю, что это была его инициатива. Это ведь далеко не первая попытка БР зарегистрироваться. Мы неоднократно видели, еще со времен Давыдько, как руководство БР и съезды проводило, и резолюции принимало.
Но все прошлые разы Лукашенко отказывал, и их не регистрировали. А в этот раз мы видим, что это произошло. Понятно, что это не выглядело так, когда, условно говоря, Романов пришел к Лукашенко и надавил на него. В то же время очевидна вполне ясная тенденция.
Скорее всего, чиновники попытались убедить Лукашенко в том, что ему самому это будет гораздо выгоднее. И факт в том, что он посчитал, лучше сделать то, что хотят чиновники, а не в очередной раз им отказывать.
Понимаете, этот имидж, который Лукашенко создает, о том, что он все решает и на все влияет, не совсем соответствует действительности. Совсем недавно КГК озвучил статистику о том, сколько поручений Лукашенко не исполняются, и там был довольно большой процент.
{banner_news_end}
Одно дело — создать имидж, когда ты на камеру говоришь «жэстачайшэ разабрацца», это то, что Лукашенко хочет транслировать. Но на практике его публично высказанные решения не исполняются. И это тоже к вопросу о том, насколько действительно его влияние и имидж отвечают реальности.
Я, конечно, далек от мысли, что Лукашенко ничем не управляет, но также не стоит думать, что все делается только, как он хочет. У системы есть своя инерция, свои интересы и это вполне естественно.
Да, после 2020 года Лукашенко ослабевает, и ему приходится идти навстречу системе.
— Компромиссы и Лукашенко — даже ставить рядом два этих слова сложно.
— Тем не менее, происходит институализация ВНС, которое становится уже не просто формальным сборищем, а институтом. Это ведь тоже не про усиление персональной власти. Понятно, что это не превращает тоталитаризм в демократию.
Полномочия у него формальные, это тоже будет такой «спящий институт». Однако он создается, и это те изменения, которые имеет смысл фиксировать.
Послушайте, и Токаев, и даже Путин когда-то были просто преемниками, которых мало кто всерьез воспринимал.
Часто, когда старый автократ думает, что у него все под контролем, как может быть иначе, процесс и выходит из-под контроля.
Конечно, это не означает, что завтра в Беларуси произойдет номенклатурный переворот.
Но в то же время хоть какое-то движение идет, регистрация БР и создание формального ВНС — так или иначе это шаги по изменению политической системы. Это не стабильность, не сохранение того, что было, а какие-то изменения.
И происходят они совершенно неслучайно после 2020 года. Как часто бывает, это далеко не то, чего бы хотел народ на самом деле, но нельзя и утверждать, что это произошло исключительно по воле Лукашенко или номенклатуры.
Это произошло в изменившихся обстоятельствах, и один из факторов этих обстоятельств — это в том числе и воля белорусского народа.