Электорат Лукашенко. Кто эти люди? Мнение Коршунова

После публикации на портале TUT.by последнего интервью с профессором О. Манаевым в сети разгорелись бурные дебаты по поводу того, так столько же людей за кого проголосовало? Кто в итоге победил 9 августа? Могла ли быть победа в первом туре или нужен был бы второй?

Вопросов такого рода много, но все они бессмысленны. Во-первых, потому что их нельзя перепроверить, т.к. как минимум часть протоколов территориальных избиркомов ушли в макулатуру или были уничтожены. Во-вторых, результаты выборов не признаны мировым сообществом, и, что гораздо важнее, они принципиально отвергаются весьма существенной частью беларусского общества. И в-третьих, после событий 9-12 августа результаты выборов как таковые вообще не имеют никакого значения.

С другой стороны, действительно, чтобы понять специфику и масштаб сегодняшних протестов, можно попытаться проанализировать условия и факторы формирования как провластного, так и протестного электората современной Беларуси.

Итак, что по этому поводу говорит профессор Манаев. С опорой на свой многолетний опыт изучения беларусского общества, уважаемый Олег Тимофеевич выделяет две составляющие в ядерном электорате Лукашенко:



Относительно ремарки О. Манаева о «новом электорате» – это не более чем попытка как-то «омолодить» старые рассуждения. «Государевы люди» и «придворный бизнес» нельзя рассматривать в качестве элемента ядерного электората. Как один из столпов режима – да, как электорат – нет. Особенно добавляя к штатному расписанию министерств и ведомств родственников. Это просто несерьезно, чему лишним доказательством и самоувольнения представителей вертикали, и те чистки, которые там идут сейчас.

Следуя историческому подходу, здесь с проф. Манаевым можно кое в чем согласиться. Действительно, с самого начала в своих идеолого-пропагандистских месседжах А. Лукашенко четко обозначил вектор «реформации советского», который был близок «глубинной» Беларуси. На что делал упор А. Лукашенко:
• во внешней политике – абсолютный примат восточного вектора, ориентация на Россию вплоть до интеграции;
• во внутренней – ставка и прогрессирующий тренд на авторитаризацию власти «крепкого хозяйственника»;
• в экономике – антилиберализм, демонстративный отказ от приватизации, аксиоматическое доминирование государственного над иными формами собственности;
• в социальной сфере – построение «социального государства» с минимальными социальными стандартами, обязательными к исполнению как со стороны министерств и ведомств, так и со стороны рядовых граждан;
• в культуре – акцент на прошлых (недавних) этапах развития общества с консервацией старого опыта, крайне осторожное отношение к новому; фактически установка на цензурирование культурной жизни.

После тяжелой второй половины 80-х и очень бурной первой половины 1990-х такая консервативная стратегия быстро нашла достаточное количество своих сторонников, соответствуя их запросам на стабильность и уверенность в завтрашнем дне.

Оформился тот самый пресловутый социальный контракт, в рамках которого беларуское общество, испуганное 90-ми и жаждущее стабильности, делегировало государству в лице А. Лукашенко всю полноту власти в обмен за безопасность и уверенность в завтрашнем дне.

Достаточно долго время этот контракт соблюдался: государство организовало определенные рамки общественной жизни (политические, экономические, социальные, культурные), в которых люди каким-то образом существовали, будучи уверенными в собственной безопасности. Россия выступала стратегическим партнером А. Лукашенко в военной, политической и, что самое главное, экономической сфере.

Для такой, более или менее стабильной ситуации, анализ «ядерного» электората О. Манаевым, является более или менее справедливым. Однако в последние годы ситуация «перестает быть томной».

И так непростые отношения с Российской Федерацией становятся очень динамичными и все более противоречивыми, особенно с экономической точки зрения. Утверждается концепция многовекторной внешней политики, что тоже не всегда встречает понимание у нашего восточного партнера, который со временем приходит к выводу о необходимости поставить ребром вопрос о выборе между политикой и экономикой.

Внутри страны, которая постепенно теряет внешнюю подпитку, накапливаются противоречия между построением социального государства и доминированием неэффективного государственного сектора экономике, чья «функция тормоза» становится все более очевидной, причем – для всех. Здесь показательно, что в массовом сознании меняет образ бизнесмена-частника. Он больше не «буржуй-мироед», а тот, кто умеет зарабатывать, платит налоги и создает рабочие места.

Кроме того, сам частный бизнес пусть и не быстро, но растет и развивается. Посмотрите статистику на начало года – доля негосударственного сектора существенно растет как по степени вклада в ВВП, так и по числе занятых в нем. Это важно. Появляется и ширится слой людей, которые знают, чего хотят, умеют брать ответственность на себя и добиваться поставленных целей. И это не только владельцы бизнесов, это и индивидуальные предприниматели, и фрилансеры, и просто работники частных предприятий.

Отмеченные тенденции следует наложить на еще один очень значимый тренд – смену поколений. Сегодня, в условиях становящегося информационного общества, его стремительной цифровизации, процессы смены поколений ускоряются. Сегодня можно говорить, что активно не одно поколение людей «среднего возраста» – сейчас активны уже несколько поколений, которые очень творчески и непредвзято смотрят и на мир, и на Беларусь. Критически снижается доля тех, для кого воспоминания о 1980-90-х имеют мотивационное значение. Более того, старшие поколения также цифровизируются. Дети и внуки учат родителей и бабушек цифровым, коммуникативным и информационным компетенциям. Молодежь становится проводником новых знаний и авторитетными лицами для старших поколений. Сегодняшние пенсионеры – это совсем другая социально-демографическая группа нежели та, что была 20-30 лет назад.

Это очень важный, зачастую недооцениваемый фактор – цифровизация повседневности. Растущий доступ к цифровым благам меняет все составляющие жизни и существенно повышает уровни всех социальных стандартов. Растут потребности людей, ширится опыт контактов с другими культурными и социальными системами, дифференцируются жизненные практики и формируются совсем новые установки на работу, досуг, коммуникацию, воспитание детей, заботу о здоровье… Это важно особенно с учетом снижения уровня жизни на селе и в малых городах как минимум в силу уменьшения там количества рабочих мест.

Эти и другие тренды сработали на разрушение сформированного в 1990-е понимания того, что такое «стабильность и уверенность в завтрашнем дне». Этот концепт стал совершенно по-разному восприниматься обществом и государством, что заложило базу для разрыва пресловутого социального контракта между государством и обществом.

Вот эти критические моменты стратегического характера, которые размывали «ядерный» и формировали «протестный» электораты А.Лукашенко, проф. О. Манаев как раз и не учитывает. Еще раз:
• естественная убыль доли тех, для кого значим опыт «советского прошлого» и последствий развала Союза ССР;
• переход в фазу социальной активности уже нескольких поколений, для которых релевантны ценности независимости и развития, а не подчинения и сохранения;
• изменение структуры потребностей и уровня социальных стандартов на цифровой стадии информационного общества, которым не соответствует ни экономическая, ни социальная политики государства.

Помимо того, проф. О. Манаевым не учитывается специфика тактических моментов, которые повлияли на электоральные настроения общества в последние несколько лет.

Отсчет таких, мягко говоря, неоптимальных решений власти, которые общество восприняло как крайне противоречивые, следовало бы начинать как минимум с принятия «Декрета о тунеядцах». Но это заняло бы слишком много времени. Потому остановимся только на событиях последнего года и то, лишь тезисно:

– ощущение угрозы суверенитету Беларуси в период обсуждения дорожных карт по реализации Союзного договора, которые были восприняты как финишные мероприятия по интеграции Беларуси с Российской Федерацией (чему особенно поспособствовал покров тайны над 31-ой дорожной картой);

– провальная работа СМИ по поддержке доверия общества государству в период пандемии на фоне «ковид-диссиденства» президента Республики Беларусь и замалчивания тех трудностей, которые в период пандемии испытывала системы здравоохранения страны (все это в условиях, когда если не напрямую, то через родственников и знакомых коронавирус достиг практически каждой беларусской семьи в городах и селах);

– небывалая по своей активности и непредсказуемости динамика электоральной кампании в преддверии выборов Президента в мае-августе 2020 года, в ходе которой копившиеся годами усталость от устаревших норм и ограничений, недоверие органам государственного управления и протестный потенциал новых поколений не только сформировали веру в возможность изменений, но и нашли потенциальных кандидатов для реализации таких надежд.

Конечно, это все очень эскизно. Но как мне представляется, этого достаточно для понимания причин электоральной динамики долей сторонников и противников А. Лукашенко.

Вместе с тем, подчеркну еще раз. Все вышеизложенные соображения имеют только «историческое значение». После непосредственно выборов Президента Республики Беларусь были запущены процессы совсем другой природы, которые вывели на улицы жителей столицы и деревень, ученых и спортсменов, пенсионеров и студентов, рабочих и врачей…

Сейчас нет смысла говорить о прошлом, нужно говорить о будущем.