Спасение для Лукашенко

Очередное сентябрьское социологическое исследование НИСЭПИ зафиксировало, что все прежние тренды общественного мнения Беларуси развиваются и даже усиливаются.

Улучшается социально-экономическое самочувствие белорусов, хотя реальное состояние экономики ухудшается. Растет доверие к власти и персонально к Лукашенко, его рейтинг подрос до 45%. Соответственно, снижается доверие к оппозиции.

Наиболее впечатляет заметное усиление антиевропейской тенденции. В результате украинских событий 47% (!) опрошенных начали хуже относиться к Евросоюзу. Количество противников интеграции Беларуси с ЕС увеличилось на 15%. От 52% до 62% поддерживают российскую версию истолкования событий в Украине.

Все это — консервативная реакция на украинский кризис, который стал для Беларуси неким ментальным феноменом.

Когда в Беларуси произошел финансово-экономический обвал 2011 года, многие эксперты пришли к выводу, что белорусская социальная модель вошла в период системного кризиса, причем этот процесс уже необратим. Заговорили о новом антилукашенковском большинстве, на которое может опираться оппозиция, чтобы дать решительный бой диктатору во время президентских выборов 2015 года. Казалось, что помешать этому процессу может только какой-то огромный внутренний или внешний катаклизм.

И он появился — в виде украинского кризиса. Причем интересно то, что Беларусь сама в этом конфликте в соседнем государстве непосредственно не участвовала. Разве что Минск стал площадкой для переговоров о мире между враждующими сторонами.

Белорусы смотрят на украинское противостояние через телеэкран. Как болельщики на спортивном соревновании. Причем в первую очередь речь идет о российских телеканалах. Но эта телевизионная война произвела значительный поворот в сознании белорусского обывателя. Поэтому здесь, скорее, можно говорить не столько о феномене собственно украинских событий, сколько о феномене телекартинки.

Но для нас сейчас важнее не эти тонкости, а то, что имеем в сухом остатке. А в итоге получилось, что украинский кризис законсервировал белорусскую социальную модель, нейтрализовал процесс ее эрозии. И сейчас не имеет слишком большого значения тот факт, что на самом деле экономические проблемы в Беларуси нарастают. Ведь кризис модели наступает только тогда, когда является социальный кризис, население выражает недовольство, не готово терпеть лишения, протестует. Например, в Северной Корее проблема голода перманентная, но кризиса нет, потому что народ терпит, и режим династии Кимов очень стабилен.

Как известно, всякий кризис — это не только угроза, но и окно возможностей. Можно, конечно, рассуждать, что в некотором смысле Беларусь пользуется новыми возможностями. Имею в виду транзит в Россию европейского продовольствия или попытки официального Минска разморозить отношения с Западом. Но это все паллиативы, которые практически не влияют на существование белорусской социальной модели.

То есть под влиянием украинских событий мы наблюдаем в Беларуси, условно говоря, консервативную контрреволюцию или консервативную реставрацию. И, кстати, на этот раз, в отличие от периода диалога 2008-2010 годов, размораживание отношений с Западом не ведет даже к косметической внутренней либерализации в Беларуси.

Юрий Дракохруст в своем блоге, обращая внимание на инстинктивное нежелание белорусов втягиваться в украинский конфликт, говорит о рождении нации. Действительно, в глубоко расколотом белорусском обществе трудно найти вопросы, которые бы объединяли социум. Украинские беспорядки обнажили старые архетипы и фобии белорусов ("лишь бы не было войны"), вытеснили другие потребности инстинктом самосохранения, безопасности, желанием "схавацца ў бульбу" и пересидеть там лихие времена. И не важно, что на самом деле для Беларуси это чужая, телевизионная война.