Юрий Губаревич: Власти сегодня нечего сказать людям

Глава движения «За Свободу» не смог получить копии подписных листов с замечаниями избирательной комиссии. Ему не дали их сфотографировать, мотивировав отказ тем, что там указаны паспортные данные избирателей.

– Так я же сам эти паспортные данные и собирал! – недоумевает Юрий Губаревич и подчеркивает, что если бы у него на руках были подробные сведения о недочетах, он мог бы эффективно поработать с этой информацией. И, в том числе, более конкретно обжаловать отказ о не регистрации его кандидатом в депутаты.

– Я подал жалобу в городскую комиссию, – рассказывает Юрий Губаревич «Белорусскому партизану». – Правда, времени на обжалование дается крайне мало – похоже, никто не заинтересован в том, чтобы кандидаты смогли сходить по адресам подписавшихся и взять, например, подтверждение, что эти люди действительно ставили свою подпись в моем подписном листе. Я просил предоставить мне возможность сделать копии подписных листов с замечаниями, чтобы знать, какие претензии выставлены. Я мог бы повторно сходить к этим людям, сфотографировать паспортные данные. Взять подтверждение, что они действительно поставили за меня свою подпись – то есть собрать нормальную доказательную базу. Но я не могу этого сделать, меня лишает на это права участковая комиссия.


– Но вам показали хотя бы несколько примеров – например, здесь ошибка в дате, здесь – нельзя разобрать подпись? Или вообще ничего?

– Я настаивал на своем праве сделать копии, чтобы знать, где какая конкретная (!) ошибка. По подсчетам комиссии, в моих подписных листах 120 подписей, к которым есть претензии. А всего я сдал 1123 подпись.

Естественно, если бы председатель комиссии просто пролистала перед моим лицом эти листы с замечаниями, я мало что запомнил бы, и с этим было бы не реально вести конкретную работу. Поэтому я просил сделать копию, или просто сфотографировать замечания на телефон. Но получил отказ, мотивированный тем, что там указаны паспортные данные людей. Парадокс в том, что я принес эти паспортные данные в комиссию, это люди за меня поставили подпись!

– Вы надеетесь, что вашу жалобу удовлетворят?

– Я написал в жалобе о том, что не было возможности детально во всем разобраться. Но с подобным я сталкиваюсь в не впервые. Например, комиссия делает вид, что не может разобрать какую-то цифру, и считает это за ошибку. Хотя очень часто цифры своими руками записывают в подписной лист сами избиратели – они имеют на это право. Удивительно говорить, что это ошибка в номере паспорта, если цифра написана просто не очень аккуратно.

Надеюсь, когда моя жалоба будет разбираться на заседании Минской городской комиссии, я смогу сделать копии, чтобы в последующем была возможность обратиться в суд.

– Слушайте, а может, и вы виноваты в том, что подписные листы оформлены с ошибками? Можно, наверное, было бы все перепроверить триста раз и заполнить их так. чтобы нельзя было придраться даже к запятой?

– Трудно оценить, ошибки это или нет – у меня нет на руках подписных листов с замечаниями комиссии. Но в решении комиссии не сказано, что ходит одна из подписей была сфальсифицирована. Бывают ситуации, когда пытаются манипулировать и сдают неправдивые подписи. Но в данной ситуации наша команда сработала на отлично, и ни одной претензии к собранным подписям нет, они все настоящие. Но есть описки, разночтения в написании букв и цифр. Подписи собираются на пикетах, иной раз избиратель спешит куда-то и говорит: давайте я сам заполню подписной лист, потому что мне нужно быстрее идти.

Другой вопрос, если бы мы нанимали людей, которые имеют каллиграфический почерк и именно они ходили и собирали подписи, то, боюсь, это был бы длительный процесс. Это громаднейший объем работы! Нужно обойти много квартир, чтобы получить подпись людей, которые в большинстве своем разочарованы в том, что делает власть. И поэтому выборы они воспринимают как какую-то компанию, которая необходима не людям, не оппозиции, а именно власти. Поэтому двери, как правило, закрываются перед носом сборщиков подписей, когда речь идет о выборах.

Думаю, даже если бы подписные листы были оформлены идеально, все равно нашли бы к чему придраться. Это политический заказ. У людей находят «Запорожцы», проданные за три доллара и это становится причиной для не регистрации. В то же время я убежден, что к провластным выдвиженцам отношение совершенно иное, на многие вещи закрываются глаза. Хотя у них точно такие же сборщики подписей, как и у нас. Но их подписные листы проходят, потому что в тех же избирательных комиссиях нет представителей оппозиции, которые могли бы сказать: а давайте сравним этот пакет подписей и этот, замечания там совершенно одинаковые.

– Как думаете, услышали ли члены избирательной комиссии ваши слова о том, что фальсификация выборов – это преступление, которое не имеет сроков давности и рано или поздно им придется ответить за свои действия?

– Боюсь, что уже прошла настолько многоуровневая селекция членов комиссий, что они просто не задумываются о своем будущем.
Но диктатура не вечная. И рано или поздно она закончится.

Манипуляциями ведь не только участковые комиссии занимаются, но и окружные, у нас есть факты. Все это рано или поздно откроется, и члены комиссий будут наперегонки бежать, чтобы рассказать о преступлениях и получить меньшее наказание. Это дело будущего.

– Лидия Ермошина сейчас часто встречается с прессой, говорит о выборах. Не хотите ей напрямую рассказать о том, как организована работа комиссий?

– Боюсь, что меня не допустят к ней. И Лидия Ермошина всячески избегает подобных дискуссий с глазу на глаз. Я уже столько раз обращался к тому же Геннадию Давыдько провести дебаты – и не регистрация меня депутатом, вероятно, как раз ответ на мою просьбу. Теперь точно никаких дебатов не будет.

Для власти опасны встречи в трудовых коллективах, где присутствует кандидат от власти и представитель оппозиции. Это для чиновников большая стрессовая ситуация! Власти сегодня нечего сказать людям. И люди очень негативно воспринимают любых ставленников власти. Поэтому им лучше избавиться от конкурентов и провести выборы в относительно стерильной атмосфере, чтобы было меньше проблем.