Показалось? Стреляй!

2 октября первый заместитель министра внутренних дел Геннадий Казакевич заявил: «Сотрудники органов внутренних дел и военнослужащие внутренних войск в случае необходимости будут применять спецсредства и боевое оружие». Заявил он об этом на следующий день после очередного марша протеста, основное число участников которого составляли пенсионеры. Так называемый «марш бабушек».

Полковника Казакевича неожиданно поддержал «гуманитарий» – кандидат философских наук, заведующий отделом социологии государственного управления Института социологии НАН РБ Николай Щекин. По его мнению, «в данном контексте следует принимать комплекс мер по недопущению ситуации – от идеологических (образовательных и просветительских) форм до более жестких с применением спецсредств и оружия для обеспечения правопорядка». Так сказать, подвел философскую базу. То есть напрямую стрелять не призвал, но дал понять, что, да, следует!

Ни Казакевич, ни Щекин так и не сказали, в какой именно момент увидят они «необходимость» применения оружия. Но, надо полагать, определять эту «необходимость» будет не закон и даже не подзаконный акт, а сам боец МВД или тихарь без опознавательных знаков, которому вдруг покажется (ну бывает ведь, правда?), что бабушка бросила ему не цветок, а бутылку с «коктейлем Молотова». Чего в сумраке не случается! А потом уже он в ответ, защищаясь, стреляет в нее из табельного оружия. Ему показалось – он выстрелил. Может быть, попал.

На этом фоне я вспоминаю памятное высказывание Владимира Путина на пресс-конференции по поводу событий в Крыму в 2014 году: «И пускай попробует кто-то из числа военнослужащих стрелять в своих людей, за которыми мы будем стоять сзади, не впереди, а сзади. Пускай они попробуют стрелять в женщин и детей! И я посмотрю на тех, кто отдаст такой приказ на Украине».

В Украине отдать такой приказ не посмел никто. Но в самой России в декабре 2015 года президент подписал закон, разрешающий стрелять в женщин и детей. Радио «Свобода» комментировало:



Но там речь идет именно о вооруженном сопротивлении, хотя даже в этом случае ситуация с санкционированной стрельбой по детям и беременным женщинам кажется дикостью. В нашем случае никто из протестующих с оружием в руках замечен не был. И о какой именно «радикализации протестов» говорит полковник Казакевич, на чьих брюках кровавой полосой уже проступают генеральские лампасы, просто непонятно.

Зато понятно другое. Господин Казакевич отстаивает правоту государства в любом случае определять, есть право на насилие, вплоть до выстрела, или нет его. Он спокоен, как всякий фанатик на службе. Но это не означает, что он не боится. Николай Бердяев в свое время писал:



Последнее замечание очень показательно. Уже двух православных священников судят за участие в несанкционированных акциях – хотя уж они-то явно нигде и никому не оказывали сопротивления, а были со своей паствой там, где была она, поддерживая ее духовно. О взломах католического костела в центре Минска, о запрете на въезд главе белорусской римско-католической церкви Тадеушу Кондрусевичу сказано уже чрезвычайно много. Чиновнику – а чиновник хотя и не всегда фанатик, но всегда следует приказу свыше, добровольно отказавшись от права мыслить и анализировать, – насилие всего кажется более важным и могущественным, чем милосердие, и в этой системе координат места настоящей вере нет. Ну разве что православному атеизму.

Страх движет теми, кто готов отдать приказ. Страх – и уверенность в своей безнаказанности. Мой приятель рассказывал, что его жена на одном из маршей подошла к оснащенным щитами и дубинками мужчинам и крикнула им в лицо:

– Вы что, не понимаете, что вас всех сдадут, а сам он сбежит? Не знаете этого?!

И вдруг услышала в ответ:

– Знаем.

Они всё знают.


Всё знает прокуратура. Конкретного прокурора когда-нибудь будут судить не за действие, а за бездействие – за нежелание возбудить уголовное дело по явному нарушению закона. За неготовность отстаивать закон. И – куда он денется? Ведь в ряде случаев, как, например, в случае с погибшим Александром Тарайковским, все доказательства просто налицо. Видеозаписи есть. Но дела нет.

Будут судить следователя за явную фальсификацию материалов следствия, доказательств вины или невиновности.

Будут судить начальника СИЗО, допустившего к себе в учреждение без письменного приказа лиц, наносивших увечья задержанным.

И только тихаря, выстрелившего в пожилую женщину, которая бросит в него букет, судить не будут. Потому что ему – «покажется», что летит не букет, а бутылка.

На них, на тех, кто скрывает свое лицо, и рассчитаны заявления полковника Казакевича. Но я посоветовал бы ему прочесть следственные материалы, скажем, украинских следователей 2015–2016 годов. Просто так, на всякий случай. Там можно найти много интересного – в том числе и о полковниках.