Для Лукашенко настал момент истины

Исполнился месяц с момента президентских выборов в Беларуси, на которых Александру Лукашенко не удалось одержать победу, несмотря на полную «зачистку» политического поля. Развитие ситуации в Беларуси поставило Россию в затруднительное положение, пишет известный российский экономист Владислав Иноземцев.

Два года назад, когда подобные же события случились в столь же дружественной нам Армении, Кремль взял паузу, дождался смены власти в республике и сохранил добрые отношения с правительством Никола Пашиняна. Москва, на мой взгляд, и сейчас могла бы пойти тем же путем, если бы не лоббисты Лукашенко, ныне активно убеждающие российское руководство в его незаменимости. Удивительно, что среди них отметились не только силовики, но и крупный частный бизнес, и либеральные руководители госкомпаний. Учитывая тесные экономические связи России и Беларуси, они стремятся к большему контролю над соседней страной, чем даже российские военные, многократно безосновательно обвиненные чуть ли не в подготовке аннексии соседней страны.

Лукашенко в последнее время, даже несмотря на неснижающийся градус протеста, неожиданно изменил ракурс риторики.



Вероятно, на эту глубокую мысль диктатора навели забастовки на местных предприятиях, ранее названные им «вакханалиями», а также визит в Минск российского премьера Михаила Мишустина (который, видимо, говорил не об обороне Гродно от польской агрессии, а о чем-то более реальном).

Итак, если перед предстоящим визитом в Москву Лукашенко говорит об экономике, значит пора начать оценивать счета, которые он в очередной раз выставит за свою лояльность Кремлю. Белорусская экономика никогда не находилась в хорошем состоянии, в основном паразитируя на советском наследии. Нынешняя хозяйственная модель базируется на трех основаниях.

Во-первых, на значительной прямой помощи со стороны России, выражающейся в поставках дешевой нефти, которую в республике перерабатывают и отправляют на экспорт (в 2019 году Беларусь потребила 4,23 млн тонн нефтепродуктов и вывезла 10,5 млн тонн). «Энергетическую» дотацию в Кремле не слишком давно оценивали в сумму около $5 млрд (7,9% ВВП, 43% доходной части бюджета республики) в год (сюда, замечу, не входят $10 млрд кредита, выделенного Россией на новую атомную электростанцию, способную дополнительно расширить возможности белорусского углеводородного экспорта).

Во-вторых, Россия, а с недавних пор и Евразийский союз обеспечивают Беларусь кредитами — сейчас республика должна им только по межгосударственной линии $7,92 млрд, или 48% от общего объема внешней задолженности. Возврат этих кредитов проблематичен — хуже нам в последнее время платит только Венесуэла; и тут не должно удивлять, что первые же мысли Лукашенко о важности экономики трансформировались в просьбу к России не требовать своевременного возврата $1 млрд, а более глубокие размышления — в аналогичный запрос еще по $600 млн.

В-третьих, на протяжении долгих лет минский правитель сохранял (во многом из-за достаточного финансирования Россией белорусского бюджета) в государственной собственности крупнейшие предприятия — два НПЗ в Мозыре и Новополоцке, «Беларуськалий», Минский и Жодинский автомобильные заводы, МТЗ и Гомельский завод сельскохозяйственного машиностроения, а также множество других значимых объектов. Основа их успеха (за исключением НПЗ и «Беларуськалия») — поставки на российский рынок (в продукции МАЗа и БелАЗа они составляют 50–60%, Гомсельмаша — около 40%, а завода бытовой техники «Атлант» — не менее половины). Белорусская экономика живет рядом с Россией, за счет России и во многом для России.

Экономические отношения между Беларусью и Россией, как и подобает отношениям между закадычными друзьями, очень неформальны (или, по крайней мере, были таковыми до последнего времени). Так, например, статистика Банка России говорит о том, что накопленные прямые инвестиции России в Беларусь составляют на 1 января 2020 года $4,43 млрд, хотя мало кто из интересующихся не знает, что одна только покупка «Газпромом» «Белтрансгаза» в 2007–2011 годах обошлась российской газовой монополии в полноценную газовую войну и даже после этого в $5 млрд (при этом за 2011 год, когда была оплачена половина этой сделки, накопленные инвестиции России в Беларуси умудрились снизиться более чем на $1 млрд).

Когда в 2011 году в Москве возник было план создать единую компанию по производству тяжелых грузовиков, объединив МАЗ и КАМАЗ, Лукашенко предложил оформить владение объединенной корпорацией двумя странами в равных долях (для справки: по итогам 2019 года выручка КАМАЗа превосходила выручку МАЗа в 3,6 раза). После того как россияне позволили себе с этим не согласиться, назвал сделку «бандитской акцией» и разорвал ее. Зато, разумеется, захват в качестве заложника директора российского «Уралкалия» Владислава Баумгертнера и помещение его в тюрьму для облегчения переговоров с конкурентом «Беларуськалия» в 2013-м никаким бандитизмом минскому правителю не казались.

Сегодня этот братский характер хозяйственной дружбы сохраняется, но приобретает некоторые новые черты. Хорошо известно, что в России давно имеется целый сонм «неровно дышащих» к Лукашенко журналистов и редакторов влиятельных изданий, а также губернаторов, которые порой посещали Минск столь часто, что в период временных обострений отношений Кремлю приходилось ограничивать их в подобном туризме. Если говорить о бизнесе, то здесь также есть те, кто выстроил особые отношения с хозяином Беларуси и сейчас не прочь их капитализировать.

На протяжении долгого времени самым близким к Минску российским бизнесменом был Михаил Гуцериев, обосновавшийся в Беларуси с начала 2000-х годов и построивший там несколько резиденций не только для себя, но и для Лукашенко. Компании Гуцериева процветали в Беларуси, а сам он бежал через Минск в 2007 году в свою относительно недолгую эмиграцию. Потом было создание криптовалютной биржи в Минске в партнерстве со старшим сыном Лукашенко и многое другое.

Однако, по мере того как российская экономика все более огосударствлялась, ситуация начала заметно меняться, и на первые роли вышел человек, которого, казалось бы, нелиберальные замашки диктатора не должны были очаровывать. Я имею в виду Германа Грефа, который через полтора года после назначения руководителем Сбербанка купил банк в Беларуси и повел там такой активный бизнес, что Лукашенко теперь, с его собственных слов, начинает задавать себе вопрос: «Как могло так случиться, что люди с относительно разными (не политическими даже), наверное, экономическими, взглядами, могут вот так близко сойтись и дружить?» Ответ на данный вопрос лежит, мне кажется, в сфере финансов.

Сбербанк долгое время действительно наращивал свою деятельность в Беларуси (к примеру, сегодня он является одним из крупнейших инвесторов в белорусскую недвижимость, выступает значимым заказчиком софта у белорусских программистов и получает хорошую прибыль от дочернего банка), и, разумеется, он не мог вести там устойчивого и безопасного бизнеса без прямых контактов с Батькой. В результате Греф стал активным лоббистом белорусского руководства в Кремле и отметился многими благотворительными акциями в самой Беларуси. Из последних следует отметить презентацию светомузыкального фонтана в Минске, церемония открытия которого стала одной из знаковых акций в не слишком-то блиставшей оригинальностью «предвыборной» кампании Лукашенко. Однако в последнее время, как мне кажется, характер деятельности банка в Беларуи стал несколько меняться.

Начиная с прошлого года интересы Сбера в соседней республике оказались практически неразрывно связаны с интересами других активных «на белорусском фронте» компаний. Главный коммерческий партнер семьи Лукашенко, клан Гуцериевых, с недавних пор стал одним из крупнейших заемщиков Сбербанка (сейчас на банк приходится $5,1 млрд из $15 млрд) совокупного долга семьи предпринимателя, считающегося самым большим в России). В ситуации, когда бизнес Гуцериева снова переживает не лучшие времена (состояние его клана сократилось за прошлый год, по данным журнала «Форбс», более чем на 40%), ему удалось в январе этого года сделать две компании своей группы — «РуссНефть» и «Нефтис» — эксклюзивными поставщиками нефти в Беларусь сразу после того, как Москва и Минск не пришли к соглашению по энергетическому сотрудничеству в декабре 2019 года. Выживание бизнеса Гуцериевых, спасение Лукашенко от огромных проблем в связи с недопоставками нефти и благополучие Сбербанка, один из главных заемщиков которого сохранился «на плаву», — все эти факторы во многом помогли Лукашенко продержаться до катастрофического мартовского обвала нефтяных цен, который сделал Россию сговорчивее и привел к возобновлению поставок нефти в обычном режиме с начала апреля текущего года.

Нынешняя же ситуация в Беларуси открывает еще больше перспектив для главного российского государственного банка. Безрассудство белорусского лидера и западня, в которую он попал, ограничивают свободу маневра Москвы. Политическая интеграция с Беларусью кажется сейчас нереальной: для нее формально необходимо согласие белорусских избирателей, а его не получить даже с помощью дивизий «вежливых людей». Поэтому у России остается практически только одна возможность: экономическая аннексия Беларуси при сохранении видимости ее политического суверенитета. И тут под командой Грефа могут оказаться впечатляющие «армии». Случайно ли, как только стало ясно, что события в Минске переходят в состояние затяжной «войны» правительства и населения, в Москве родилась идея создания «Комитета спасения Беларуси», высказанная крупным российским предпринимателем белорусского происхождения Дмитрием Мазепиным? Не исключено, что родившийся в Минске бизнесмен задумался о содействии своей малой родине, но немного смущает некоторое сходство его положения с ситуацией Гуцериева: группа «Уралхим», построенная за последние десять лет, контролирует значимый пакет главного конкурента белорусских калийщиков, «Уралкалия» и при этом должна Сбербанку $3,9 млрд — почти в три раза больше своей совокупной выручки за 2019 год. Возникает впечатление, что чуть ли не все озаботившиеся в этом году судьбами Беларуси российские предприниматели оказываются должниками Грефа и его гигантского банка.

Судя по всему, для Лукашенко настал момент истины. Долгие годы ему удавалось — будем откровенны — обманывать Кремль, выторговывая экономические уступки в обмен на невыполнявшиеся обещания и символические демарши. Предстоящий визит белорусского вождя в Москву не может не изменить этого тренда, иначе российское руководство навсегда окажется его заложником, а российские налогоплательщики — его спонсорами.

Что может предложить Лукашенко в обмен на политическую и экономическую поддержку? Согласиться на введение единой валюты, как прозрачно намекают депутаты Госдумы? Подписать «дорожные карты» углубленной интеграции, к чему Путину не удалось понудить белорусского президента, еще когда он обладал некоторой легитимностью? Возможно, но имплементация интеграционной повестки требует времени, а именно его сейчас, похоже, у Минска нет.

Поэтому я поставил бы на другой ход событий. До приезда Лукашенко в Москву российские власти попытаются систематизировать претензии на те белорусские активы, которые могут быть более ценными в случае краха режима, чем пресловутые нефтяные поля в Венесуэле, где эффективные отечественные политики и менеджеры «Роснефти» закопали не менее $17 млрд. России нужно как-то гарантировать свои инвестиции в Белоруссию, а частный независимый бизнес не может иметь больших интересов в стране, из которой бегут местные компании. Именно потому сейчас крупнейший российский банк с клиентами, финансовое благополучие которых зависит от успеха новой операции «Багратион», обречен сыграть особую роль в отношениях наших двух стран.