Денис Мельянцов: Торг по политзаключенным идет давным давно
Такое мнение в интервью belrynok.by высказал старший аналитик зарегистрированного в Литве Белорусского института стратегических исследований (BISS) Денис Мельянцов.
– Сегодня общим местом у политологов стало сравнение нынешнего этапа белорусско-европейских отношений с периодом «потепления» 2009-2010 годов. А в чем вы видите принципиальные различия двух этих периодов?
– Я бы все-таки расширил предыдущие хронологические рамки оттепели, потому что там фактически первые шаги по нормализации отношений были предприняты в 2007 году, а активное их развитие последовало в 2008-м, что было связано с российско-грузинской войной. Впрочем, это не столь важно.
В чем различие между двумя этими периодами? Ну, во-первых, в том, что нынешняя оттепель пока еще не закончена и непонятно, до какой степени могут быть нормализованы отношения. Однако я бы все-таки сказал, что нынешнее «издание» оттепели более глубокое – эта оттепель потеплее предыдущей, потому что, в отличие от 2007-2010 годов, в белорусско-европейских отношениях есть конкретная повестка дня. Тут речь идет об упрощении визового режима, о том, что между Беларусью и Евросоюзом продолжается диалог по вопросам будущей модернизации, готовится подписание «Партнерства по мобильности», то есть это целый комплекс мероприятий предметного содержания, чего раньше не было. Прежняя оттепель была скорее риторическая: было много визитов, улучшилась риторика с белорусской стороны, однако той интенсивности переговорного процесса, которая есть сейчас, ее не было. В этом, наверное, главное отличие и есть.
– Можно ли считать вопрос наличия в Беларуси политзаключенных ключевым в отношениях Минска и Брюсселя?
– Да, его можно считать ключевым, потому что он мешает более глубокому улучшению отношений между двумя сторонами, он мешает выйти на переговоры по соглашению о сотрудничестве и партнерстве, чем можно было бы завершить этап потепления и окончательно нормализовать отношения Беларуси и Евросоюза.
Ведь что такое нормальные отношения в международной практике? Это когда у сторон есть подписанный и ратифицированный договор о сотрудничестве и партнерстве. Естественно, наличие политзаключенных (по крайней мере тех, которых признает ЕС) мешает этому процессу. Но здесь нужно отметить, что, понимая тупиковость ситуации, и белорусская, и европейская стороны постарались этот болезненный политический вопрос (да и не только его) вынести за скобки и начать переговоры по такой предметной области, где можно более-менее найти какое-то соприкосновение: тот же визовый режим, вопросы экономического развития и инвестиций, охраны окружающей среды и т.д. Поэтому сейчас мы видим, что политические вопросы, в силу усталости и в силу изменившейся геополитической ситуации (я имею в виду конфликт в Украине), отходят на второй план. Европейцы скорее пытаются найти какие-то сближающие темы, чем поддерживать разъединяющие (вопрос о политзаключенных, правах человека, свободе прессы и т.д.).
– Недавно в интервью независимым СМИ Александр Лукашенко рассказал, что вопрос об освобождении Николая Статкевича находится в повестке дня, хотя окончательное решение еще не принято. Эти сомнения главы государства связаны с неким неофициальным торгом, который сейчас идет между Минском и Брюсселем?
– С одной стороны, это просто слова, и их достаточно трудно комментировать. Президент не мог выразиться определенно: ситуация меняется – и международная, и внутриполитическая – и поэтому он не мог взять на себя ответственность и конкретно рассказать о своих планах. В итоге он говорил очень расплывчато: ну, может быть, будет освобожден, может, не будет…
Я думаю, что торг по политзаключенным, и не только по Статкевичу, идет давным-давно. Мы могли это наблюдать еще с 2011 года, когда были визиты Младенова (главы МИДа Болгарии, выступавшего в качестве посредника в неофициальных переговорах между Лукашенко и руководством ЕС. – Прим. ред.), когда были попытки договориться на дипломатическом и политическом уровне. То есть европейцы не оставляют надежд и пытаются по этому вопросу договориться – тут, безусловно, торг идет. Но, судя по тому, что Статкевич до сих пор за решеткой, можно сказать, что не было достигнуто какое-то определенное соглашение. Некоторые аналитики связывают возможность освобождения Статкевича с предполагаемым визитом Лукашенко в Ватикан, но опять-таки подобных поводов и раньше было достаточно, однако к освобождению политзаключенных это не привело.
– Какова сегодня конечная цель ЕС в отношении Беларуси? Чего бы в Брюсселе хотели добиться?
– Можно с уверенностью говорить, что у ЕС нет какого-то конкретного плана в отношении Беларуси. То есть если представить план как какой-то стратегический документ, который каким-то образом одобрен и реализуется, то такого плана нет. Зато есть желание наладить полноценные отношения с Беларусью, закрыть эту черную дыру (как некоторые говорят) на границе с Евросоюзом. Ведь Беларусь – это проблема для Евросоюза, он уже давно не может ничего конкретного здесь добиться.
Естественно, какие-то цели есть. Цель супермаксимальная – добиться демократизации страны, видеть Беларусь обычным восточноевропейским государством с демократически избранными органами власти. Более реалистичная цель – иметь предсказуемое государство у своих границ, с которым можно сотрудничать и не бояться, что из этой страны будут исходить какие-то проблемы (например, нелегальная миграция или угрозы военного характера).
Сейчас европейские чиновники и дипломаты после последних событий в Украине приходят к пониманию, что теперешний белорусский режим, пусть он и авторитарный, не представляет собой проблемы в области безопасности и с ним, в общем-то, можно жить. Поэтому сейчас проблема демократизации ушла на задний план – это видно и по риторике, и по визитам, и по тому, что сокращается поддержка для белорусской оппозиции. То есть существует недостижимая идеальная цель, и есть цель более реалистического порядка – добиться предсказуемости, стабильности и в целом отношений, основанных на договорной базе.
– Будущее белорусско-европейских отношений сильно зависит от Кремля и ситуации на востоке Украины?
– Скорее именно от Кремля, чем от состояния дел на востоке Украины. Потому что очевидно, что Беларусь очень зависима в экономическом плане от России – от энергоносителей, от рынков сбыта и т.д. Так или иначе, Беларусь все равно будет принимать решения внутриполитические и внешнеполитические с оглядкой на своего восточного союзника.
Естественно, украинские события внесли очень существенную коррективу в международные отношения Беларуси. С одной стороны, если еще несколько лет назад, наверное, была такая уверенность, что есть определенная граница у Российской Федерации, что она никогда не будет воевать с ближайшими соседями, то сейчас очевидно, что такой границы нет. С другой стороны, события в Украине подталкивают Запад к сотрудничеству с Беларусью, а Беларусь также пытается эту возможность поймать и реализовать. Но в обобщенном виде зависимость от России, конечно, колоссальна. Я думаю, что в любом случае правительство Беларуси будет действовать с оглядкой на то, что думают в Кремле.
– Сегодня общим местом у политологов стало сравнение нынешнего этапа белорусско-европейских отношений с периодом «потепления» 2009-2010 годов. А в чем вы видите принципиальные различия двух этих периодов?
– Я бы все-таки расширил предыдущие хронологические рамки оттепели, потому что там фактически первые шаги по нормализации отношений были предприняты в 2007 году, а активное их развитие последовало в 2008-м, что было связано с российско-грузинской войной. Впрочем, это не столь важно.
В чем различие между двумя этими периодами? Ну, во-первых, в том, что нынешняя оттепель пока еще не закончена и непонятно, до какой степени могут быть нормализованы отношения. Однако я бы все-таки сказал, что нынешнее «издание» оттепели более глубокое – эта оттепель потеплее предыдущей, потому что, в отличие от 2007-2010 годов, в белорусско-европейских отношениях есть конкретная повестка дня. Тут речь идет об упрощении визового режима, о том, что между Беларусью и Евросоюзом продолжается диалог по вопросам будущей модернизации, готовится подписание «Партнерства по мобильности», то есть это целый комплекс мероприятий предметного содержания, чего раньше не было. Прежняя оттепель была скорее риторическая: было много визитов, улучшилась риторика с белорусской стороны, однако той интенсивности переговорного процесса, которая есть сейчас, ее не было. В этом, наверное, главное отличие и есть.
– Можно ли считать вопрос наличия в Беларуси политзаключенных ключевым в отношениях Минска и Брюсселя?
– Да, его можно считать ключевым, потому что он мешает более глубокому улучшению отношений между двумя сторонами, он мешает выйти на переговоры по соглашению о сотрудничестве и партнерстве, чем можно было бы завершить этап потепления и окончательно нормализовать отношения Беларуси и Евросоюза.
Ведь что такое нормальные отношения в международной практике? Это когда у сторон есть подписанный и ратифицированный договор о сотрудничестве и партнерстве. Естественно, наличие политзаключенных (по крайней мере тех, которых признает ЕС) мешает этому процессу. Но здесь нужно отметить, что, понимая тупиковость ситуации, и белорусская, и европейская стороны постарались этот болезненный политический вопрос (да и не только его) вынести за скобки и начать переговоры по такой предметной области, где можно более-менее найти какое-то соприкосновение: тот же визовый режим, вопросы экономического развития и инвестиций, охраны окружающей среды и т.д. Поэтому сейчас мы видим, что политические вопросы, в силу усталости и в силу изменившейся геополитической ситуации (я имею в виду конфликт в Украине), отходят на второй план. Европейцы скорее пытаются найти какие-то сближающие темы, чем поддерживать разъединяющие (вопрос о политзаключенных, правах человека, свободе прессы и т.д.).
– Недавно в интервью независимым СМИ Александр Лукашенко рассказал, что вопрос об освобождении Николая Статкевича находится в повестке дня, хотя окончательное решение еще не принято. Эти сомнения главы государства связаны с неким неофициальным торгом, который сейчас идет между Минском и Брюсселем?
– С одной стороны, это просто слова, и их достаточно трудно комментировать. Президент не мог выразиться определенно: ситуация меняется – и международная, и внутриполитическая – и поэтому он не мог взять на себя ответственность и конкретно рассказать о своих планах. В итоге он говорил очень расплывчато: ну, может быть, будет освобожден, может, не будет…
Я думаю, что торг по политзаключенным, и не только по Статкевичу, идет давным-давно. Мы могли это наблюдать еще с 2011 года, когда были визиты Младенова (главы МИДа Болгарии, выступавшего в качестве посредника в неофициальных переговорах между Лукашенко и руководством ЕС. – Прим. ред.), когда были попытки договориться на дипломатическом и политическом уровне. То есть европейцы не оставляют надежд и пытаются по этому вопросу договориться – тут, безусловно, торг идет. Но, судя по тому, что Статкевич до сих пор за решеткой, можно сказать, что не было достигнуто какое-то определенное соглашение. Некоторые аналитики связывают возможность освобождения Статкевича с предполагаемым визитом Лукашенко в Ватикан, но опять-таки подобных поводов и раньше было достаточно, однако к освобождению политзаключенных это не привело.
– Какова сегодня конечная цель ЕС в отношении Беларуси? Чего бы в Брюсселе хотели добиться?
– Можно с уверенностью говорить, что у ЕС нет какого-то конкретного плана в отношении Беларуси. То есть если представить план как какой-то стратегический документ, который каким-то образом одобрен и реализуется, то такого плана нет. Зато есть желание наладить полноценные отношения с Беларусью, закрыть эту черную дыру (как некоторые говорят) на границе с Евросоюзом. Ведь Беларусь – это проблема для Евросоюза, он уже давно не может ничего конкретного здесь добиться.
Естественно, какие-то цели есть. Цель супермаксимальная – добиться демократизации страны, видеть Беларусь обычным восточноевропейским государством с демократически избранными органами власти. Более реалистичная цель – иметь предсказуемое государство у своих границ, с которым можно сотрудничать и не бояться, что из этой страны будут исходить какие-то проблемы (например, нелегальная миграция или угрозы военного характера).
Сейчас европейские чиновники и дипломаты после последних событий в Украине приходят к пониманию, что теперешний белорусский режим, пусть он и авторитарный, не представляет собой проблемы в области безопасности и с ним, в общем-то, можно жить. Поэтому сейчас проблема демократизации ушла на задний план – это видно и по риторике, и по визитам, и по тому, что сокращается поддержка для белорусской оппозиции. То есть существует недостижимая идеальная цель, и есть цель более реалистического порядка – добиться предсказуемости, стабильности и в целом отношений, основанных на договорной базе.
– Будущее белорусско-европейских отношений сильно зависит от Кремля и ситуации на востоке Украины?
– Скорее именно от Кремля, чем от состояния дел на востоке Украины. Потому что очевидно, что Беларусь очень зависима в экономическом плане от России – от энергоносителей, от рынков сбыта и т.д. Так или иначе, Беларусь все равно будет принимать решения внутриполитические и внешнеполитические с оглядкой на своего восточного союзника.
Естественно, украинские события внесли очень существенную коррективу в международные отношения Беларуси. С одной стороны, если еще несколько лет назад, наверное, была такая уверенность, что есть определенная граница у Российской Федерации, что она никогда не будет воевать с ближайшими соседями, то сейчас очевидно, что такой границы нет. С другой стороны, события в Украине подталкивают Запад к сотрудничеству с Беларусью, а Беларусь также пытается эту возможность поймать и реализовать. Но в обобщенном виде зависимость от России, конечно, колоссальна. Я думаю, что в любом случае правительство Беларуси будет действовать с оглядкой на то, что думают в Кремле.