Белорусскому режиму нужна своя перестройка
Беларусь — пример социальной системы, не способной к эволюционным изменениям. Однако у природы для подобных систем припасен иной механизм развития.
Что лучше, порядок или хаос? Если ответ на вопрос у кого-то и вызывает сомнения, пусть сравнит экономическую ситуацию в Беларуси и в Украине. Разница убедительная, и порождена она генератором хаоса — Майданом.
Вот при Сталине в стране был порядок. При Сталине в 1933 году моему отцу по дороге в школу приходилось перешагивать через трупы. Такова была реальность голодомора в Киеве. Но, заметьте, — никаких майданов. Миллионы людей умерли от голода молча. Вот что значит порядок!
На результаты хаоса горбачевской перестройки мне приходится регулярно натыкаться во время утренних пробежек. Я намекаю, если кто не понял, на автомобили, заполонившие дворы. В Советском Союзе накануне его распада приходилось около 50 легковых автомобилей на тысячу человек. Сегодня в Беларуси — около 300.
Из какой бутылки вырвался джин, породивший шестикратный рост?
Новая сложность и породила новые возможности
Книга нобелевского лауреата Ильи Пригожина, автора полюбившегося белорусским аналитикам термина «точка бифуркации», называется «Порядок из хаоса».
Предоставляю слово автору: «Знаменитый закон возрастания энтропии описывает мир как непрестанно эволюционирующий от порядка к хаосу. Вместе с тем, как показывает биологическая или социальная (выделено мною. — С.Н.) эволюция, сложное возникает из простого». То есть в социальных системах может идти обратный процесс: эволюция от хаоса к порядку.
Прежде чем вернуться в стандартный городской двор, забитый автомобилями, вновь обратимся к прошлому.
Сталин, как справедливо заметил Уинстон Черчилль, «принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». На стадии индустриализации террор, подкрепленный пропагандой, доказал свою эффективность. При этом в качестве единственного субъекта развития выступала власть.
Но уже к концу 40-х стало ясно, что единственный субъект свой потенциал исчерпал. После смерти отца народов Хрущев и Кº попытались подхлестнуть экономику за счет «живого творчества масс». Под контролем партии, разумеется. Определенного результата достигнуть удалось, но ненадолго. Во второй половине 70-х экономика расти отказалась.
Социальные системы, консолидированные вокруг властной вертикали, не способны к саморазвитию. Эволюционный путь изменений для них закрыт. К счастью, у природы для подобных систем припасен иной механизм развития, и этот механизм в качестве обязательного элемента включает хаос.
Для того чтобы коммунистические догмы и их активные носители перестали блокировать проникновение рыночных элементов в плановую экономику, государство должно было рухнуть, а власть партократов оказаться «в грязи». На языке Пригожина это называется «переход системы в неравновесное состояние», из которого возможен выход на более сложный уровень организации.
Невооруженным глазом видно, что белорусская модель в ее нынешнем виде представляет собой причудливую смесь из элементов советской модели (властная вертикаль, опора на крупные государственные предприятия и т.д.) и элементов рынка (свободная продажа валюты населению, частная торговля и т.д.).
Новая сложность и породила новые возможности. Шестикратный рост числа владельцев личных автомобилей — один из примеров их реализации.
«Наш» кризис сам по себе не рассосется
В истории белорусской модели можно выделить два периода экономического роста. Первый был связан с восстановительным ростом, его пик пришелся на 1997 год. В этот год при запланированных 5% ВВП увеличился на 11,4%. Восстановительный рост опирается на активное вовлечение в производство не задействованных в период кризиса производственных мощностей. К началу «нулевых» свой ресурс такой рост исчерпал.
Второй период, назовем его условно периодом нефтяного офшора, — прямое следствие роста мировых цен на нефть. Но и он недолго радовал главного архитектора белорусской модели. Пик второго периода пришелся на 2006 год.
То, что мы наблюдаем сегодня, — своеобразный аналог брежневского застоя: внутренние источники экономического роста отсутствуют, возможности структурных изменений надежно заблокированы «сильным государством».
На аналогичную стадию «развития» вышла и Россия. Менее 2% россиян заняты обслуживанием «трубы». Они обеспечивает около 80% доходной части консолидированного бюджета. Чем занимаются остальные? Они деградируют вместе с несырьевыми отраслями народного хозяйства.
Поэтому не следует ждать окончания нынешнего кризиса ни через год, ни через два. «Наш» кризис, в отличие от кризисов, периодически охватывающих страны с рыночной экономикой, не является циклическим. Сам по себе он не рассосется, и новые источники экономического роста не возникнут.
Для этого требуется существенное расширение прав рыночных субъектов. Но кто же им эти права даст? Не для того ведь Александр Лукашенко в плановом порядке посещает военные объекты и анализирует «деятельность наших силовых структур».
Он озабочен обеспечением стабильности и недопущением хаоса в рамках существующей модели, то есть де-факто делает все от него зависящее, чтобы заблокировать экономический рост.
Авторитаризм силен, пока есть ресурсы
По мнению политолога Валерия Карбалевича, Площадь — «единственное средство отстранения Лукашенко от власти, других механизмов сегодня нет».
Спорное утверждение. Что-то я не припомню роль Площади в «величайшей катастрофе XX века» — распаде СССР. Пока авторитарное государство способно концентрировать и перераспределять ресурсы, Площадь ему не страшна. Но как только оно такую способность утрачивает, никакие силовые структуры защитить его не в состоянии.
«Борьба за власть в нынешней системе, — поясняет российский экономист Владислав Иноземцев, — это борьба за контроль над деньгами, а когда власть перестанет приносить богатства и окажется синонимом одной лишь ответственности, она не будет представлять интереса не только для сегодняшних правителей, но, боюсь, и для большей части их оппонентов из «либерального» лагеря».
Среди 19 миллионов советских коммунистов (10% взрослого населения страны) желающих защищать СССР в декабре 1991 года не нашлось. Отказались рисковать своими жизнями ради непонятных целей и отцы-командиры от лейтенантов до маршалов.
***
Для Беларуси из всех возможных сценариев развития событий в среднесрочной перспективе ремейк перестройки выглядит наиболее предпочтительным. Лукашенко вдохнуть новую жизнь в свое детище не в состоянии. А в нынешнем виде оно — не жилец.
Но тут главное — не впасть в исторический детерминизм. В условиях хаоса (в точке бифуркации) поведение социальных систем непредсказуемо. По словам того же Пригожина, «такие системы как бы «колеблются» перед выбором одного из нескольких путей эволюции, и знаменитый закон больших чисел, если понимать его как обычно, перестает действовать».
Об авторе
Сергей Николюк — аналитик, эксперт НИСЭПИ. В отличие от молодого поколения профессиональных политологов весьма скептически относится к западному гуманитарному наследию, будучи уверенным, что оно создано для описания иного типа общества. Отсюда склонность к цитированию российских авторов, в первую очередь социологов "Левада-центра".
Что лучше, порядок или хаос? Если ответ на вопрос у кого-то и вызывает сомнения, пусть сравнит экономическую ситуацию в Беларуси и в Украине. Разница убедительная, и порождена она генератором хаоса — Майданом.
Вот при Сталине в стране был порядок. При Сталине в 1933 году моему отцу по дороге в школу приходилось перешагивать через трупы. Такова была реальность голодомора в Киеве. Но, заметьте, — никаких майданов. Миллионы людей умерли от голода молча. Вот что значит порядок!
На результаты хаоса горбачевской перестройки мне приходится регулярно натыкаться во время утренних пробежек. Я намекаю, если кто не понял, на автомобили, заполонившие дворы. В Советском Союзе накануне его распада приходилось около 50 легковых автомобилей на тысячу человек. Сегодня в Беларуси — около 300.
Из какой бутылки вырвался джин, породивший шестикратный рост?
Новая сложность и породила новые возможности
Книга нобелевского лауреата Ильи Пригожина, автора полюбившегося белорусским аналитикам термина «точка бифуркации», называется «Порядок из хаоса».
Предоставляю слово автору: «Знаменитый закон возрастания энтропии описывает мир как непрестанно эволюционирующий от порядка к хаосу. Вместе с тем, как показывает биологическая или социальная (выделено мною. — С.Н.) эволюция, сложное возникает из простого». То есть в социальных системах может идти обратный процесс: эволюция от хаоса к порядку.
Прежде чем вернуться в стандартный городской двор, забитый автомобилями, вновь обратимся к прошлому.
Сталин, как справедливо заметил Уинстон Черчилль, «принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». На стадии индустриализации террор, подкрепленный пропагандой, доказал свою эффективность. При этом в качестве единственного субъекта развития выступала власть.
Но уже к концу 40-х стало ясно, что единственный субъект свой потенциал исчерпал. После смерти отца народов Хрущев и Кº попытались подхлестнуть экономику за счет «живого творчества масс». Под контролем партии, разумеется. Определенного результата достигнуть удалось, но ненадолго. Во второй половине 70-х экономика расти отказалась.
Социальные системы, консолидированные вокруг властной вертикали, не способны к саморазвитию. Эволюционный путь изменений для них закрыт. К счастью, у природы для подобных систем припасен иной механизм развития, и этот механизм в качестве обязательного элемента включает хаос.
Для того чтобы коммунистические догмы и их активные носители перестали блокировать проникновение рыночных элементов в плановую экономику, государство должно было рухнуть, а власть партократов оказаться «в грязи». На языке Пригожина это называется «переход системы в неравновесное состояние», из которого возможен выход на более сложный уровень организации.
Невооруженным глазом видно, что белорусская модель в ее нынешнем виде представляет собой причудливую смесь из элементов советской модели (властная вертикаль, опора на крупные государственные предприятия и т.д.) и элементов рынка (свободная продажа валюты населению, частная торговля и т.д.).
Новая сложность и породила новые возможности. Шестикратный рост числа владельцев личных автомобилей — один из примеров их реализации.
«Наш» кризис сам по себе не рассосется
В истории белорусской модели можно выделить два периода экономического роста. Первый был связан с восстановительным ростом, его пик пришелся на 1997 год. В этот год при запланированных 5% ВВП увеличился на 11,4%. Восстановительный рост опирается на активное вовлечение в производство не задействованных в период кризиса производственных мощностей. К началу «нулевых» свой ресурс такой рост исчерпал.
Второй период, назовем его условно периодом нефтяного офшора, — прямое следствие роста мировых цен на нефть. Но и он недолго радовал главного архитектора белорусской модели. Пик второго периода пришелся на 2006 год.
То, что мы наблюдаем сегодня, — своеобразный аналог брежневского застоя: внутренние источники экономического роста отсутствуют, возможности структурных изменений надежно заблокированы «сильным государством».
На аналогичную стадию «развития» вышла и Россия. Менее 2% россиян заняты обслуживанием «трубы». Они обеспечивает около 80% доходной части консолидированного бюджета. Чем занимаются остальные? Они деградируют вместе с несырьевыми отраслями народного хозяйства.
Поэтому не следует ждать окончания нынешнего кризиса ни через год, ни через два. «Наш» кризис, в отличие от кризисов, периодически охватывающих страны с рыночной экономикой, не является циклическим. Сам по себе он не рассосется, и новые источники экономического роста не возникнут.
Для этого требуется существенное расширение прав рыночных субъектов. Но кто же им эти права даст? Не для того ведь Александр Лукашенко в плановом порядке посещает военные объекты и анализирует «деятельность наших силовых структур».
Он озабочен обеспечением стабильности и недопущением хаоса в рамках существующей модели, то есть де-факто делает все от него зависящее, чтобы заблокировать экономический рост.
Авторитаризм силен, пока есть ресурсы
По мнению политолога Валерия Карбалевича, Площадь — «единственное средство отстранения Лукашенко от власти, других механизмов сегодня нет».
Спорное утверждение. Что-то я не припомню роль Площади в «величайшей катастрофе XX века» — распаде СССР. Пока авторитарное государство способно концентрировать и перераспределять ресурсы, Площадь ему не страшна. Но как только оно такую способность утрачивает, никакие силовые структуры защитить его не в состоянии.
«Борьба за власть в нынешней системе, — поясняет российский экономист Владислав Иноземцев, — это борьба за контроль над деньгами, а когда власть перестанет приносить богатства и окажется синонимом одной лишь ответственности, она не будет представлять интереса не только для сегодняшних правителей, но, боюсь, и для большей части их оппонентов из «либерального» лагеря».
Среди 19 миллионов советских коммунистов (10% взрослого населения страны) желающих защищать СССР в декабре 1991 года не нашлось. Отказались рисковать своими жизнями ради непонятных целей и отцы-командиры от лейтенантов до маршалов.
***
Для Беларуси из всех возможных сценариев развития событий в среднесрочной перспективе ремейк перестройки выглядит наиболее предпочтительным. Лукашенко вдохнуть новую жизнь в свое детище не в состоянии. А в нынешнем виде оно — не жилец.
Но тут главное — не впасть в исторический детерминизм. В условиях хаоса (в точке бифуркации) поведение социальных систем непредсказуемо. По словам того же Пригожина, «такие системы как бы «колеблются» перед выбором одного из нескольких путей эволюции, и знаменитый закон больших чисел, если понимать его как обычно, перестает действовать».
Об авторе
Сергей Николюк — аналитик, эксперт НИСЭПИ. В отличие от молодого поколения профессиональных политологов весьма скептически относится к западному гуманитарному наследию, будучи уверенным, что оно создано для описания иного типа общества. Отсюда склонность к цитированию российских авторов, в первую очередь социологов "Левада-центра".