Стиляга Некляев, самостоятельная Грибалева и соня Лукашенко
К Татьяниному дню известные белорусы рассказали "Салідарнасці" о своей студенческой жизни: как они прогуливали лекции, жили на одну стипендию, и за что их выгоняли из общежития.
Владимир Некляев: "У меня была мечта – съесть борщ со сметаной"
Писатель, поэт и лидер кампании "Говори правду!" Владимир Некляев на просьбу вспомнить себя-студента предложил поискать ответ на этот вопрос в его новом романе "Автомат с газировкой с сиропом и без". Пришлось признаться, что как раз его сейчас читаю. Автор смягчился и раскрыл для читателей "Салідарнасці" "тайну золотого ключика", а именно: как 15-летний мальчик из провинциального городка раздобыл брюки-дудочки, рубашку с пальмами и подружился со столичными стилягами.
— Художественные произведения пишутся не для того, чтобы написанному верили. Они пишутся для того, чтобы их читали, — сказал Владимир Некляев. — Написанное должно быть интересным. Этого я и стремился достичь. И, судя по первым реакциям читателей романа, мне это удалось.
— Некоторое время я жил на вокзале, а после на Немиге в доме, из которого людей выселили. Поэтому Немига и стала моей улицей. Осень была поздняя. Я практически на улице жил, только что под крышей, окно было выбито. Как бомж. Но был на Немиге, сам, один, в целой квартире, — вспоминает писатель. — Ли Харви Освальда я видел, но не был с ним в таких близких отношениях, как написано в романе. Почему он не мог иметь намерение убить первого секретаря ЦК КПСС? Тем более, что есть подозрения, что он для этого сюда и приехал. (Смеется). По-моему, он был не совсем нормальный. По меньшей мере, он был странный.
О своей студенческой мечте Владимир Некляев рассказал трогательную историю.
— Стипендия была 14 рублей, а нужно купить еще дудочки, музыку Пресли (три рубля стоила!)... Денег оставалось на хлеб и чай без сахара. Был у меня знакомый профсоюзный активист, который учился в параллельной группе. У него была повышенная стипендия. Этот парень всегда к борщу брал две сметаны. Одну он съедал ложкой, а вторую выливал в тарелку. Когда я наблюдал за этим процессом, мне аж дурно делалось. И одна и та же мечта была: как только получу первые деньги — поем сметаны. На последнем курсе мне дали подъемные и послали на практику. Я пошел в ресторан и заказал себе борщ и два стакана сметаны. Вспомнились все эти четыре года... Короче, съесть его я не смог. Помню, как швейцар, который меня впустил, почему-то посоветовал мне обязательно выпить сто грамм...
— У меня было ощущение, что весь мир на ладошке, — вспоминает известная правозащитница. — С преподавателями мне повезло. Они были открыты к обсуждению политических взглядов и некритично относились к этим вопросам. Профессор Горелик преподавал у нас уголовное право. Я думаю, он был бы удивлен, узнав, как работает белорусский суд сегодня.
По словам Елены, легендарный профессор строго относился к посещению лекций.
— Однажды я на две недели среди учебного года уехала в Туркмению. Профессор Горелик, увидев меня, загоревшую в самом начале марта, когда у нас лежали сугробы, многозначительно спросил: "Болели, наверное? Ультрафиолетовые лучи принимали?".
Отношения с однокурсниками Елена Тонкачёва поддерживает до сих пор.
— Кто-то из них работает юрисконсультом, кто-то — в адвокатуре, суде, прокуратуре. Есть люди, которые занимают высокие государственные посты. Когда мы встречаемся, нам есть о чем поговорить, доброе отношение друг к другу сохранилось. Бог миловал, никого из своих однокурсников я не встретила в мантиях во время политических процессов.
Владимир Некляев: "У меня была мечта – съесть борщ со сметаной"
Писатель, поэт и лидер кампании "Говори правду!" Владимир Некляев на просьбу вспомнить себя-студента предложил поискать ответ на этот вопрос в его новом романе "Автомат с газировкой с сиропом и без". Пришлось признаться, что как раз его сейчас читаю. Автор смягчился и раскрыл для читателей "Салідарнасці" "тайну золотого ключика", а именно: как 15-летний мальчик из провинциального городка раздобыл брюки-дудочки, рубашку с пальмами и подружился со столичными стилягами.
— Художественные произведения пишутся не для того, чтобы написанному верили. Они пишутся для того, чтобы их читали, — сказал Владимир Некляев. — Написанное должно быть интересным. Этого я и стремился достичь. И, судя по первым реакциям читателей романа, мне это удалось.
— Некоторое время я жил на вокзале, а после на Немиге в доме, из которого людей выселили. Поэтому Немига и стала моей улицей. Осень была поздняя. Я практически на улице жил, только что под крышей, окно было выбито. Как бомж. Но был на Немиге, сам, один, в целой квартире, — вспоминает писатель. — Ли Харви Освальда я видел, но не был с ним в таких близких отношениях, как написано в романе. Почему он не мог иметь намерение убить первого секретаря ЦК КПСС? Тем более, что есть подозрения, что он для этого сюда и приехал. (Смеется). По-моему, он был не совсем нормальный. По меньшей мере, он был странный.
О своей студенческой мечте Владимир Некляев рассказал трогательную историю.
— Стипендия была 14 рублей, а нужно купить еще дудочки, музыку Пресли (три рубля стоила!)... Денег оставалось на хлеб и чай без сахара. Был у меня знакомый профсоюзный активист, который учился в параллельной группе. У него была повышенная стипендия. Этот парень всегда к борщу брал две сметаны. Одну он съедал ложкой, а вторую выливал в тарелку. Когда я наблюдал за этим процессом, мне аж дурно делалось. И одна и та же мечта была: как только получу первые деньги — поем сметаны. На последнем курсе мне дали подъемные и послали на практику. Я пошел в ресторан и заказал себе борщ и два стакана сметаны. Вспомнились все эти четыре года... Короче, съесть его я не смог. Помню, как швейцар, который меня впустил, почему-то посоветовал мне обязательно выпить сто грамм...
— У меня было ощущение, что весь мир на ладошке, — вспоминает известная правозащитница. — С преподавателями мне повезло. Они были открыты к обсуждению политических взглядов и некритично относились к этим вопросам. Профессор Горелик преподавал у нас уголовное право. Я думаю, он был бы удивлен, узнав, как работает белорусский суд сегодня.
По словам Елены, легендарный профессор строго относился к посещению лекций.
— Однажды я на две недели среди учебного года уехала в Туркмению. Профессор Горелик, увидев меня, загоревшую в самом начале марта, когда у нас лежали сугробы, многозначительно спросил: "Болели, наверное? Ультрафиолетовые лучи принимали?".
Отношения с однокурсниками Елена Тонкачёва поддерживает до сих пор.
— Кто-то из них работает юрисконсультом, кто-то — в адвокатуре, суде, прокуратуре. Есть люди, которые занимают высокие государственные посты. Когда мы встречаемся, нам есть о чем поговорить, доброе отношение друг к другу сохранилось. Бог миловал, никого из своих однокурсников я не встретила в мантиях во время политических процессов.