“Хочу, чтобы сказали: нормальный мужик, провел классную кампанию, и он явно побеждал“
Намерение лидера движения "За Свободу" Александра Милинкевича баллотироваться в депутаты всколыхнуло политическое болото страны. Политика опять начали обвинять в легитимации режима и в других смертных грехах.
Почему Александр Милинкевич не пошел на судьбоносные президентские выборы, но пошел на парламентскую кампанию, которая ничего не решает? Откажется ли Милинкевич от депутатского мандата, если сможет пройти в Палату представителей?
Лидер движения "За Свободу" дал откровенное интервью UDF.BY.
- Александр Владимирович, Вы отказались от участия в президентских выборах ("участвовать в выборах, где нет прозрачного подсчета голосов, бесперспективно"), но пошли на парламентскую кампанию. Хотя процедура подсчета голосов прозрачнее не стала. Почему Вы приняли такое решение?
- Причин было много в 2010 году. Но все же главная причина – оппозиция не объединилась. Я абсолютно искренне не хотел быть десятым кандидатом с десятой стратегией. И с неумением потом нейтрализовать провокации спецслужб – оппозиция так и не смогла сделать такую простую вещь.
- Вы сказали, что оппозиция в 2010 году не смогла предотвратить провокации спецслужб. Вы имели информацию, что такие провокации возможны и будут?
- Я имел информацию за полгода до выборов, говорил об этом в прессе, говорил об этом кандидатам и считал, что мы должны быть готовы к провокациям. Но всегда, начиная с Позняка, когда мы звали людей на улицы, мы имели дружины. Функция дружины очень простая (во время Площади 2006 года у меня было около 150 человек) – начинается провокация с бросанием камней, с битьем окон, просто берешь провокатора за шкирку и отдаешь милиционеру. Такую провокацию очень легко нейтрализовать. Взрыв бомбы не нейтрализовать, а это делается элементарно.
Не было дружины. И в этом, я считаю, вина оппозиции. Власть-то делает свое черное дело, а здесь я вижу российский след в этой провокации. Выборы выиграла фактически Россия: она отделила нас от Европы. Теперь Европа не имеет серьезного влияния на ситуацию в стране, оппозиция разгромлена – пробелорусская, проевропейская. И наш суверенитет оказался пол еще большей угрозой.
Сейчас главное – идти вперед, хотя ошибки старые тоже нужно помнить…
И непрозрачность выборов, в том числе, я и об этом говорил. Но в 2006 году тоже были непрозрачные выборы, но тогда я вынужден был идти – меня выбрали единым кандидатом.
- Но почему все-таки решили баллотироваться сейчас?
- Перед тем как решать – идти или не идти, нужно четко сформулировать: чего ты хочешь добиться? Какова цель? Без этого все споры – бойкот, участие, участие до конца, частично – не имеют смысла.
Я понимаю бойкот в том смысле, что часть людей хотела бы показать власти свое неприятие того, что происходит на выборах: что они недемократические, непрозрачные, фальсифицируются. И с точки зрения моральной эта точка зрения имеет право быть. Но меня не интересуют высказывания в адрес власти, оценки режиму – это все давным-давно сказано.
Самая большая проблема – состояние белорусов, их душевное, политическое, социальное положение. Большинство белорусов – это видно и во время сбора подписей – более половины белорусов железно не верят ни власти, ни оппозиции, не верят в себя. Говорят: пускай бы хоть дети уехали на Запад, может, хоть там реализуют себя.
Когда такая апатия, неверие, когда суммарный рейтинг оппозиции (нас поддерживают один из пяти), то даже на выборах, которых реально нет, надо ставить цель – завоевать этих людей, дать им немножко оптимизма. Показать им, что мы есть, хотя нас били-били, что у нас есть программа, что мы не боимся, в конце концов! Люди, которые даже не подписываются за меня, говорят: спасибо, что вы есть! Потому что им совершенно не хочется жить без надежды. Процентов 20 готовы подписываться, очень много людей неопределившихся.
В 2006 году я ставил цель – консолидировать протестный электорат. И это более-менее удалось: у меня было процентов 25, у Козулина – 8. Сейчас я ставлю совсем другую цель: завоевать часть людей, которые уже ни во что не верят. Показать, что нашу судьбу за нас не решат ни Москва, ни Брюссель – только мы сами. Люди, которые хотят достойно жить, давайте объединяться!
Если это получится, то я уже буду чувствовать себя победителем. Если не при подсчетах комиссий и Ермошиной, то хотя бы в умах людей. Чтобы сказали: нормальный мужик, провел классную кампанию, и он явно побеждал. Я хочу этого добиться…
- Ваш поход в депутаты возродил к жизни уже звучавшие накануне президентской кампании 2010 года обвинения в легализации режима Лукашенко. Что Вы лично, движение "За Свободу" легализуете правящий режим. Контрдоводы имеются?
- Есть, конечно. Я считаю, что легитимизировать можно, когда начинаешь быть лояльным к власти, когда начинаешь говорить то, что бы она хотела слышать от тебя. Я конструктивный политик – был и есть, но никогда лояльным не буду.
Когда в 2000 году большая часть оппозиции (и я тоже участвовал) бойкотировала выборы, и во всех выборах, в которых мы участвовали – никогда власть не становилась легитимной в глазах международного сообщества. Всегда эти выборы не признавали. Когда ОБСЕ приезжает и оценивает, то ОБСЕ не оценивает участие или неучастие оппозиции, они оценивают выборы по формальным процедурам.
Я скажу даже так: бойкот сегодня, может быть, даже больше способствует легитимации режима, чем не бойкот. Почему? За бойкот, согласно НИСЭПИ, выступает 14 процентов. Еще столько же ни во что не верят. Представьте себе: 30% демократически настроенных избирателей не приходят на выборы. Власть элементарно может сказать ОБСЕ: считайте голоса! И это с формальной точки зрения было бы беспрецедентно: наконец-то допустили в святая святых – к подсчету голосов! Там выигрывает очередной кандидат от власти, который при наличии такого административного ресурса действительно может выиграть выборы. И тогда выборы частично могут быть признаны. Полностью демократическими они никак не могут быть признаны.
Бойкот как раз может способствовать тому, что власть может позволить себе расслабиться. Нет единого рецепта. Но мне кажется, бойкотом еще невозможно бороться за оптимизм людей, за их желание реализовать перемены.
Здесь, в Уручье, 90 процентов населения (мы проводили социологию) – за перемены, даже за реформы (этого слова раньше больше боялись). Верят власти всего 17 процентов. А кто же тогда будет тянуть эти реформы? Сами люди? Им обязательно нужны лидеры мнений. Поэтому, я считаю, бойкот – это моральная позиция, но не политика с точки зрения результата. Еще больший пессимизм наступит в результате бойкота.
- Накануне президентской кампании Вы спрогнозировали два варианта развития событий. Либо Александр Лукашенко уходит со своего поста из-за чрезмерных экономических трудностей, либо решается на демократические реформы ради сотрудничества с ЕС - в этом случае уже через год парламентские выборы пройдут в соответствии с международными стандартами. Не произошло ни того, ни другого, да и третьего на горизонте не видать…
- Такой шанс был. Если бы не та провокация, шанс на более демократичные эти выборы был. Не прервались бы взаимоотношения, и довольно эффективные, с Евросоюзом. Он готов был поддерживать Беларусь в модернизации, в инвестициях, в кредитах. Но случилось то, что случилось.
Но я все равно придерживаюсь той же точки зрения, что у власти есть два варианта. Один вариант – пытаться без Европы выйти из экономического и финансового кризиса, во что я не верю принципиально. Наша проблема не в том, какая цена будет на нефть или газ, наша проблема в конкурентоспособности продукции, можем ли мы работать по-современному? Откровенно скажем: нет. Россия идет в ВТО, и получит приток дешевых западных товаров, лучше наших по качеству – они придут к нам. Как только Россия вступит в ВТО, она должна уравнять цены на нефть и газ для российских потребителей с мировыми. Для нас Россия, даже если и захочет, льгот не сделает. И мы опять упираемся в необходимость проведения реформ.
Власть стоит перед дилеммой: или продавать экономику России, и тогда мы оказываемся в вассальной зависимости, без экономического и политического суверенитета, или начинать реформы. Я считаю, что реформы все равно нужно начинать в результате круглого стола с оппозицией. Пусть оппозиция не имеет поддержки большинства, но и власть не имеет ее. И такой круглый стол показал бы: те, кто ответственен за страну, кто думает о стране, а не о самосохранении, попытаются стране что-нибудь предложить. Это мог быть мобилизационный фактор – если бы начали говорить про Беларусь больше, чем о том, как мы ненавидим друг друга.
Сделает ли это власть – я за нее ответить не могу, хватит ли у нее воли, ума… Верю, что такой шанс у нее еще остается. Если нет – страну ждут очень тяжелые испытания.
- Эксперты утверждают, что Беларусь находится на пороге очередного экономического обвала. Однако Минск отталкивает протянутую руку помощи Евросоюза. Напротив, режим запрещает белорусским министерствам и ведомствам участвовать в Европейском диалоге о модернизации с Беларусью.
- Да, отталкивает. Цель нынешней политики властей – сохранение лица. Власть хочет показать, что она никого не боится. Ей говорят: освободите политзаключенных, она в ответ: нет. Это абсолютно безответственная политика. Страна под угрозой экономического коллапса, а власть не предпринимает серьезных стратегических шагов, а просто пытается выжить сегодня, сегодня раздать проценты, завтра взять кредит. И печатает пустые деньги, чтобы довести среднюю зарплату до 500 долларов.
Я надеюсь, что шанс еще есть. Нет - случится взрыв, люди не имеют лидеров мнений, народ предоставлен сам себе. Может ли такой хаос привести к демократии, к экономическому успеху?..
- Что Беларусь теряет, отказываясь от диалога с Европой?
- Мы теряем шансы на успех, шансы на европейское будущее. Я не говорю, что завтра мы можем вступить в ЕС – ни они не готовы, ни мы не готовы. Европейский путь – это путь к европейским стандартам. Кто против того, чтобы жить по европейским нормам? Но для этого в экономике и в политике надо провести очень серьезные реформы. Мы теряем место под солнцем, потому что кризис обостряет конкуренцию. Почему Литва, Словакия, Польша занимают сегодня на европейском рынке места, которые мы могли бы занять? Наукоемкое производство – это наша сфера, потому что наша Академия наук очень серьезное заведение. Мы могли бы строить новые производства. И где же эти производства? Новых – нет, они возможны только в сотрудничестве с Европой, которое возможно только тогда, когда мы налаживаем отношения, выпускаем политзаключенных и делаем шаги к либерализации.
Я надеюсь, что реформы все-таки вскоре начнутся, потому что время безжалостно к таким странам, как Беларусь. Мы можем избежать ошибок, которые делали новые члены Евросоюза (Прибалтика, Польша, Словакия, Чехия), тогда мы можем сделать быстрее то, что они делали дольше. Но для этого нужна рассудительная серьезная политика. А мы – в полной самоизоляции, отгородившись Берлинской стеной от Европы.
- Давайте вернемся к парламентской кампании. Как и во время президентской, оппозиция не имеет единой стратегии, поэтому идет на выборы тремя колоннами. Тем более, что после президентской кампании оппозиция попросту раздавлена. Все три колонны получат свой результат. Почему оппозиция и сейчас не смогла договориться?
- Плохо, что мы не объединены. Хотя я не вижу катастрофы в том, что все мы говорим о том, что реальных выборов нет. В оценке выборов мы едины.
Разные группы могут ставить разные цели, и я не вижу в том большой катастрофы. Главное – не создавать атмосферу враждебности в оппозиции, не пытаться друг друга в предательстве, делить на моральных и аморальных. Важно быть осторожнее: легко портить отношения, а завтра все равно нужно быть вместе. На президентских выборах нужно быть только вместе – если боремся с авторитарным режимом. Поэтому я призываю к порядочности, к солидности и взаимному уважению. Кстати, я никогда не использую в своих ответах на обвинения, на грязь я никогда не использую те же самые методы.
- Если представить себе невозможное и допустить, что Вы попадаете в Палату представителей. Откажетесь от мандата?
- Если я пойду до конца, и если бы я прошел – я считаю, нужно использовать даже мандат одного человека. Но лучше, чтобы их было больше. Этот человек, одиночка или несколько, могут очень много сделать в совершенно другом качестве. Это была бы уже статусная политика с различными мнениями, такой человек мог бы стать омбудсменом для демократической части белорусов. Но для него это будет сложно: он должен быть мужественным, принципиальным, твердо стоять на позициях. Если бы я прошел – даю слово, что остался бы таким же и в оценках, и в позиции, и в действиях, как и сегодня.
- Значит, Вы еще не определились – пойдете ли до конца?
- Нет, это будет сделано в конце, и будет зависеть от разных факторов.
- Вы не боитесь, что в случае попадания в Палату представителей Вас назовут представителем фракции генерала Зайцева?
- Я знаю, что такие обвинения будут. Но пройдет полгода – и будет ясно, из какой фракции этот человек. Я был, есть и буду в демократической фракции. Для меня очень важно, чтобы моим детям и моей внучке за меня не было стыдно.
И им не будет стыдно.
Но мы говорим о вещах, которые вряд ли реальны на этих выборах. Но считаю: или жесткая революция и конфронтация на площадях, или изменение ситуации – через выборы. Европа показывала различные примеры. Гораздо лучше те примеры, когда мирным способом, через круглые столы (Польша), и гораздо хуже, когда одна кровь порождает следующую кровь (Румыния). И Румыния до сегодняшнего дня находится в значительно худшем общественно-политическом состоянии, чем страны, где удалось сделать круглый стол с коммунистами, которых обвиняли во всех смертных грехах. И справедливо.
- Как пройдет эта кампания – уже очевидно. Но что станет со страной и с нами после кампании?
- Я прекрасно знаю, что белорусы достойны европейского уровня жизни – по трудолюбию, по образованию, люди довольно высокой культуры, что бы ни говорили. Любой представитель Европейского Союза (с кем бы я ни встречался), особенно те, кто работал в дипломатическом корпусе, скажут: если завтра встал бы вопрос об очередном расширении Европейского Союза, то именно Беларусь была бы первой. Не Украина, не Грузия, не Молдавия, по многим параметрам мы были бы первым претендентом.
Но есть один знак, который водители называют "кирпич". Пока у нас будет диктатура – шансы на европейское развитие у нас нулевые. К счастью, диктатуры приходят и уходят, народ остается. Больше всего мне болит, что уезжает молодежь…
Почему Александр Милинкевич не пошел на судьбоносные президентские выборы, но пошел на парламентскую кампанию, которая ничего не решает? Откажется ли Милинкевич от депутатского мандата, если сможет пройти в Палату представителей?
Лидер движения "За Свободу" дал откровенное интервью UDF.BY.
- Александр Владимирович, Вы отказались от участия в президентских выборах ("участвовать в выборах, где нет прозрачного подсчета голосов, бесперспективно"), но пошли на парламентскую кампанию. Хотя процедура подсчета голосов прозрачнее не стала. Почему Вы приняли такое решение?
- Причин было много в 2010 году. Но все же главная причина – оппозиция не объединилась. Я абсолютно искренне не хотел быть десятым кандидатом с десятой стратегией. И с неумением потом нейтрализовать провокации спецслужб – оппозиция так и не смогла сделать такую простую вещь.
- Вы сказали, что оппозиция в 2010 году не смогла предотвратить провокации спецслужб. Вы имели информацию, что такие провокации возможны и будут?
- Я имел информацию за полгода до выборов, говорил об этом в прессе, говорил об этом кандидатам и считал, что мы должны быть готовы к провокациям. Но всегда, начиная с Позняка, когда мы звали людей на улицы, мы имели дружины. Функция дружины очень простая (во время Площади 2006 года у меня было около 150 человек) – начинается провокация с бросанием камней, с битьем окон, просто берешь провокатора за шкирку и отдаешь милиционеру. Такую провокацию очень легко нейтрализовать. Взрыв бомбы не нейтрализовать, а это делается элементарно.
Не было дружины. И в этом, я считаю, вина оппозиции. Власть-то делает свое черное дело, а здесь я вижу российский след в этой провокации. Выборы выиграла фактически Россия: она отделила нас от Европы. Теперь Европа не имеет серьезного влияния на ситуацию в стране, оппозиция разгромлена – пробелорусская, проевропейская. И наш суверенитет оказался пол еще большей угрозой.
Сейчас главное – идти вперед, хотя ошибки старые тоже нужно помнить…
И непрозрачность выборов, в том числе, я и об этом говорил. Но в 2006 году тоже были непрозрачные выборы, но тогда я вынужден был идти – меня выбрали единым кандидатом.
- Но почему все-таки решили баллотироваться сейчас?
- Перед тем как решать – идти или не идти, нужно четко сформулировать: чего ты хочешь добиться? Какова цель? Без этого все споры – бойкот, участие, участие до конца, частично – не имеют смысла.
Я понимаю бойкот в том смысле, что часть людей хотела бы показать власти свое неприятие того, что происходит на выборах: что они недемократические, непрозрачные, фальсифицируются. И с точки зрения моральной эта точка зрения имеет право быть. Но меня не интересуют высказывания в адрес власти, оценки режиму – это все давным-давно сказано.
Самая большая проблема – состояние белорусов, их душевное, политическое, социальное положение. Большинство белорусов – это видно и во время сбора подписей – более половины белорусов железно не верят ни власти, ни оппозиции, не верят в себя. Говорят: пускай бы хоть дети уехали на Запад, может, хоть там реализуют себя.
Когда такая апатия, неверие, когда суммарный рейтинг оппозиции (нас поддерживают один из пяти), то даже на выборах, которых реально нет, надо ставить цель – завоевать этих людей, дать им немножко оптимизма. Показать им, что мы есть, хотя нас били-били, что у нас есть программа, что мы не боимся, в конце концов! Люди, которые даже не подписываются за меня, говорят: спасибо, что вы есть! Потому что им совершенно не хочется жить без надежды. Процентов 20 готовы подписываться, очень много людей неопределившихся.
В 2006 году я ставил цель – консолидировать протестный электорат. И это более-менее удалось: у меня было процентов 25, у Козулина – 8. Сейчас я ставлю совсем другую цель: завоевать часть людей, которые уже ни во что не верят. Показать, что нашу судьбу за нас не решат ни Москва, ни Брюссель – только мы сами. Люди, которые хотят достойно жить, давайте объединяться!
Если это получится, то я уже буду чувствовать себя победителем. Если не при подсчетах комиссий и Ермошиной, то хотя бы в умах людей. Чтобы сказали: нормальный мужик, провел классную кампанию, и он явно побеждал. Я хочу этого добиться…
- Ваш поход в депутаты возродил к жизни уже звучавшие накануне президентской кампании 2010 года обвинения в легализации режима Лукашенко. Что Вы лично, движение "За Свободу" легализуете правящий режим. Контрдоводы имеются?
- Есть, конечно. Я считаю, что легитимизировать можно, когда начинаешь быть лояльным к власти, когда начинаешь говорить то, что бы она хотела слышать от тебя. Я конструктивный политик – был и есть, но никогда лояльным не буду.
Когда в 2000 году большая часть оппозиции (и я тоже участвовал) бойкотировала выборы, и во всех выборах, в которых мы участвовали – никогда власть не становилась легитимной в глазах международного сообщества. Всегда эти выборы не признавали. Когда ОБСЕ приезжает и оценивает, то ОБСЕ не оценивает участие или неучастие оппозиции, они оценивают выборы по формальным процедурам.
Я скажу даже так: бойкот сегодня, может быть, даже больше способствует легитимации режима, чем не бойкот. Почему? За бойкот, согласно НИСЭПИ, выступает 14 процентов. Еще столько же ни во что не верят. Представьте себе: 30% демократически настроенных избирателей не приходят на выборы. Власть элементарно может сказать ОБСЕ: считайте голоса! И это с формальной точки зрения было бы беспрецедентно: наконец-то допустили в святая святых – к подсчету голосов! Там выигрывает очередной кандидат от власти, который при наличии такого административного ресурса действительно может выиграть выборы. И тогда выборы частично могут быть признаны. Полностью демократическими они никак не могут быть признаны.
Бойкот как раз может способствовать тому, что власть может позволить себе расслабиться. Нет единого рецепта. Но мне кажется, бойкотом еще невозможно бороться за оптимизм людей, за их желание реализовать перемены.
Здесь, в Уручье, 90 процентов населения (мы проводили социологию) – за перемены, даже за реформы (этого слова раньше больше боялись). Верят власти всего 17 процентов. А кто же тогда будет тянуть эти реформы? Сами люди? Им обязательно нужны лидеры мнений. Поэтому, я считаю, бойкот – это моральная позиция, но не политика с точки зрения результата. Еще больший пессимизм наступит в результате бойкота.
- Накануне президентской кампании Вы спрогнозировали два варианта развития событий. Либо Александр Лукашенко уходит со своего поста из-за чрезмерных экономических трудностей, либо решается на демократические реформы ради сотрудничества с ЕС - в этом случае уже через год парламентские выборы пройдут в соответствии с международными стандартами. Не произошло ни того, ни другого, да и третьего на горизонте не видать…
- Такой шанс был. Если бы не та провокация, шанс на более демократичные эти выборы был. Не прервались бы взаимоотношения, и довольно эффективные, с Евросоюзом. Он готов был поддерживать Беларусь в модернизации, в инвестициях, в кредитах. Но случилось то, что случилось.
Но я все равно придерживаюсь той же точки зрения, что у власти есть два варианта. Один вариант – пытаться без Европы выйти из экономического и финансового кризиса, во что я не верю принципиально. Наша проблема не в том, какая цена будет на нефть или газ, наша проблема в конкурентоспособности продукции, можем ли мы работать по-современному? Откровенно скажем: нет. Россия идет в ВТО, и получит приток дешевых западных товаров, лучше наших по качеству – они придут к нам. Как только Россия вступит в ВТО, она должна уравнять цены на нефть и газ для российских потребителей с мировыми. Для нас Россия, даже если и захочет, льгот не сделает. И мы опять упираемся в необходимость проведения реформ.
Власть стоит перед дилеммой: или продавать экономику России, и тогда мы оказываемся в вассальной зависимости, без экономического и политического суверенитета, или начинать реформы. Я считаю, что реформы все равно нужно начинать в результате круглого стола с оппозицией. Пусть оппозиция не имеет поддержки большинства, но и власть не имеет ее. И такой круглый стол показал бы: те, кто ответственен за страну, кто думает о стране, а не о самосохранении, попытаются стране что-нибудь предложить. Это мог быть мобилизационный фактор – если бы начали говорить про Беларусь больше, чем о том, как мы ненавидим друг друга.
Сделает ли это власть – я за нее ответить не могу, хватит ли у нее воли, ума… Верю, что такой шанс у нее еще остается. Если нет – страну ждут очень тяжелые испытания.
- Эксперты утверждают, что Беларусь находится на пороге очередного экономического обвала. Однако Минск отталкивает протянутую руку помощи Евросоюза. Напротив, режим запрещает белорусским министерствам и ведомствам участвовать в Европейском диалоге о модернизации с Беларусью.
- Да, отталкивает. Цель нынешней политики властей – сохранение лица. Власть хочет показать, что она никого не боится. Ей говорят: освободите политзаключенных, она в ответ: нет. Это абсолютно безответственная политика. Страна под угрозой экономического коллапса, а власть не предпринимает серьезных стратегических шагов, а просто пытается выжить сегодня, сегодня раздать проценты, завтра взять кредит. И печатает пустые деньги, чтобы довести среднюю зарплату до 500 долларов.
Я надеюсь, что шанс еще есть. Нет - случится взрыв, люди не имеют лидеров мнений, народ предоставлен сам себе. Может ли такой хаос привести к демократии, к экономическому успеху?..
- Что Беларусь теряет, отказываясь от диалога с Европой?
- Мы теряем шансы на успех, шансы на европейское будущее. Я не говорю, что завтра мы можем вступить в ЕС – ни они не готовы, ни мы не готовы. Европейский путь – это путь к европейским стандартам. Кто против того, чтобы жить по европейским нормам? Но для этого в экономике и в политике надо провести очень серьезные реформы. Мы теряем место под солнцем, потому что кризис обостряет конкуренцию. Почему Литва, Словакия, Польша занимают сегодня на европейском рынке места, которые мы могли бы занять? Наукоемкое производство – это наша сфера, потому что наша Академия наук очень серьезное заведение. Мы могли бы строить новые производства. И где же эти производства? Новых – нет, они возможны только в сотрудничестве с Европой, которое возможно только тогда, когда мы налаживаем отношения, выпускаем политзаключенных и делаем шаги к либерализации.
Я надеюсь, что реформы все-таки вскоре начнутся, потому что время безжалостно к таким странам, как Беларусь. Мы можем избежать ошибок, которые делали новые члены Евросоюза (Прибалтика, Польша, Словакия, Чехия), тогда мы можем сделать быстрее то, что они делали дольше. Но для этого нужна рассудительная серьезная политика. А мы – в полной самоизоляции, отгородившись Берлинской стеной от Европы.
- Давайте вернемся к парламентской кампании. Как и во время президентской, оппозиция не имеет единой стратегии, поэтому идет на выборы тремя колоннами. Тем более, что после президентской кампании оппозиция попросту раздавлена. Все три колонны получат свой результат. Почему оппозиция и сейчас не смогла договориться?
- Плохо, что мы не объединены. Хотя я не вижу катастрофы в том, что все мы говорим о том, что реальных выборов нет. В оценке выборов мы едины.
Разные группы могут ставить разные цели, и я не вижу в том большой катастрофы. Главное – не создавать атмосферу враждебности в оппозиции, не пытаться друг друга в предательстве, делить на моральных и аморальных. Важно быть осторожнее: легко портить отношения, а завтра все равно нужно быть вместе. На президентских выборах нужно быть только вместе – если боремся с авторитарным режимом. Поэтому я призываю к порядочности, к солидности и взаимному уважению. Кстати, я никогда не использую в своих ответах на обвинения, на грязь я никогда не использую те же самые методы.
- Если представить себе невозможное и допустить, что Вы попадаете в Палату представителей. Откажетесь от мандата?
- Если я пойду до конца, и если бы я прошел – я считаю, нужно использовать даже мандат одного человека. Но лучше, чтобы их было больше. Этот человек, одиночка или несколько, могут очень много сделать в совершенно другом качестве. Это была бы уже статусная политика с различными мнениями, такой человек мог бы стать омбудсменом для демократической части белорусов. Но для него это будет сложно: он должен быть мужественным, принципиальным, твердо стоять на позициях. Если бы я прошел – даю слово, что остался бы таким же и в оценках, и в позиции, и в действиях, как и сегодня.
- Значит, Вы еще не определились – пойдете ли до конца?
- Нет, это будет сделано в конце, и будет зависеть от разных факторов.
- Вы не боитесь, что в случае попадания в Палату представителей Вас назовут представителем фракции генерала Зайцева?
- Я знаю, что такие обвинения будут. Но пройдет полгода – и будет ясно, из какой фракции этот человек. Я был, есть и буду в демократической фракции. Для меня очень важно, чтобы моим детям и моей внучке за меня не было стыдно.
И им не будет стыдно.
Но мы говорим о вещах, которые вряд ли реальны на этих выборах. Но считаю: или жесткая революция и конфронтация на площадях, или изменение ситуации – через выборы. Европа показывала различные примеры. Гораздо лучше те примеры, когда мирным способом, через круглые столы (Польша), и гораздо хуже, когда одна кровь порождает следующую кровь (Румыния). И Румыния до сегодняшнего дня находится в значительно худшем общественно-политическом состоянии, чем страны, где удалось сделать круглый стол с коммунистами, которых обвиняли во всех смертных грехах. И справедливо.
- Как пройдет эта кампания – уже очевидно. Но что станет со страной и с нами после кампании?
- Я прекрасно знаю, что белорусы достойны европейского уровня жизни – по трудолюбию, по образованию, люди довольно высокой культуры, что бы ни говорили. Любой представитель Европейского Союза (с кем бы я ни встречался), особенно те, кто работал в дипломатическом корпусе, скажут: если завтра встал бы вопрос об очередном расширении Европейского Союза, то именно Беларусь была бы первой. Не Украина, не Грузия, не Молдавия, по многим параметрам мы были бы первым претендентом.
Но есть один знак, который водители называют "кирпич". Пока у нас будет диктатура – шансы на европейское развитие у нас нулевые. К счастью, диктатуры приходят и уходят, народ остается. Больше всего мне болит, что уезжает молодежь…