Экс-кандидат в президенты рассказал Генпрокуратуре о пытках в КГБ - видео

Сегодня экс-кандидат в президенты Республики Беларусь Алесь Михалевич обнародовал свое заявление, которое вызвало эффект "разорвавшейся бомбы". Политик признался, что его пытали в следственном изоляторе Комитета государственной безопасности и выпустили из СИЗО под подписку о невыезде только после того, как он подписал документ о сотрудничестве с КГБ.

Приводим текст заявления Алеся Михалевича целиком:

"Несмотря на то, что я, Алесь Михалевич, экс-кандидат в Президенты Республики Беларусь, связан подпиской о неразглашении тайны следствия, я считаю, что должен рассказать о том, что происходит с узниками в СИЗО КГБ. Главная "тайна следствия" - это методы, применяемые для того, чтобы заставить людей подписать требуемые показания и декларации. Я считаю, что противозаконные действия, которые нарушают не только белорусское законодательство, но и международные соглашения, такие как Международная конвенция против пыток, нельзя прикрывать "тайной следствия".

Как вам известно, я был одним из семи кандидатов, задержанных спецслужбами после событий 19 декабря, и одним из нескольких десятков демократических активистов, которые попали под содержание под стражей в СИЗО КГБ.

Я отказался зачитать для ТВ заявление осуждения других кандидатов; вызовы к сотрудникам КГБ начались с первых часов задержания, велись без адвоката, протокола, с нарушением всех процессуальных норм. Приблизительно с 26 декабря, по отношению ко мне начали применяться действия, которые являются пыткой.



При выходе из СИЗО КГБ у меня конфисковали дневник, который я там вел ежедневно, но то, что произошло, невозможно стереть из памяти. Отдельные факты перечислены в документе ниже.

По отрывкам фраз, услышанных из-за двери, я понял, что подобные действия проделывают и с другими активистами, которые отказываются давать требуемые от них показания. Адвокатов не допускают, чтобы заключенные не могли сообщить о фактах пыток. Я беспокоюсь о судьбе всех заключенных, особенно тех, кто не имел встреч с адвокатами с конца прошлого года. Я понимал, что то, что с нами делают, направлено на ломку оппозиционных лидеров. Для меня выбор был между двумя вариантами: либо остаться под стражей до суда, либо сделать вид, что я согласен выполнять требования сотрудников КГБ.

Условием моего освобождения стало подписание договора о сотрудничестве. Я сознательно пошел на этот шаг, и это было продиктовано не давлением и пыткой, но желанием донести информацию о том, что происходит с заключенными.

Я открыто заявляю, что никогда не был и не буду агентом Комитета государственной безопасности! Своим публичным заявлением я снимаю с себя обязательство, которое было указано в бумаге.

Я понимаю, что уже к концу этого дня я могу попасть обратно в СИЗО, и что отношение ко мне на этот раз будет непомерно более жестким, но я хочу сделать все возможное, чтобы спасти тех, кто еще остается за решеткой, чтобы облегчить судьбу этих людей, чтобы остановить пытки. Я хочу, чтобы у них была возможность выйти на свободу несломленными, не став на путь сотрудничества, а прежде всего просто живыми.

В своем выступлении я специально не раскрывал имен сотрудников и других обстоятельств следствия, но все незаконные действия в отношении меня, вместе с указанием конкретных фактов, я изложил в заявлении, которое направляю в Прокуратуру, а также в форме, которая будет направлена спецдокладчику ООН по проблеме пыток.

Считаю, что прокуратура должна провести проверку и прекратить зверства.

Вместе с тем, я сделал подробное описание всего, что со мной происходило, и направил на хранение в надежное место. Эти свидетельства будут опубликованы, в случае если меня снова задержат и поместят под стражу.

Я сделаю все возможное, чтобы исчез концлагерь в центре Минска.

Способы издевательств

"Американка"

1. 10 января "охранники охранников" – люди в черных масках без опознавательных знаков – выволокли меня из камеры, силой завернули руки назад, надели наручники и подняли руки за наручники так, чтобы опустить лицом до бетонного пола. Спустили по винтовой лестнице в подвальное помещение. Сказали, выворачивая мои руки за спиной максимально высоко вверх, пока не начали хрустеть суставы, что я должен выполнять всё, что от меня требуют. Держали руки в таком положении долго и поднимали выше и выше, пока не сказал, что буду выполнять все требования. Сотрудников изолятора при этом не было даже в коридорах.

2. Систематически - по 5-6 раз в сутки - выводили "на обыск" - на личный досмотр. Во время этого ставили голыми на "растяжку", подсекая ноги, вынуждая их расставить почти до полного шпагата. Когда подсекали ноги, чувствовалось, как рвутся связки, по завершении этой процедуры было трудно ходить. Ставили голым на расстоянии около метра от стены, принуждая опираться руками о стену, в помещении, где температура воздухе не превышала 10 градусов. Держали так по 40 минут, пока не отекали руки. Несколько раз требовали, чтобы при этом клал руки на стену ладонями вверх и стоял именно так.

3. Во время так называемого личного досмотра всех выгоняли в холодное помещение раздетыми догола и принуждали выполнять резкие приседания по несколько десятков раз подряд. Заключенным с более слабым здоровьем во время этого становилось плохо, однако людей в масках это не останавливало.

4. На ночь не выключали лампы дневного света, требовали ложиться лицом под лампу, запрещали накрывать лицо платком, "чтоб вдеть лицо". В результате начало ухудшаться зрение. Приказывали спать, повернувшись лицов к "глазку" в дверях, за этим беспрерывно следили - если поворачивался во сне, заходили и будили, принуждая лечь, как приказано. Фактически это выливалось в пытку отсутствием сна.

5. Красили пол в камере краской на ацетоне и требовали находиться в фактически непроветриваемом помещении до полного высыхания краски. Такое воздействие длилось более 40 часов подряд.

6. В самих камерах температура воздуха не превышала 10 градусов, отопления практически не было. На стене была черная плесень, которая разрасталась, когда закрывали форточку.

Сообщили, что наша камера может посещать доктора только по четвергам (вместо прописанной в правилах возможности обратиться к врачу по требованию). Во время измерения давления врач запрещал заключенному смотреть на аппарат, чтобы тот, кому измеряют давление, не видел показаний. Врач записывал историю болезни в журнал, закрывая его бумажкой. На прогулку в мороз выгоняли всех, даже тех, кто был записан к врачу, не говоря уже о тех, у кого не было теплых вещей.

Адвокатов не пускали, хотя свободные помещения были всегда - мы видели пустые кабинеты по дороге на собственные допросы. (Никто из нас не получил возможности встретиться с адвокатом наедине. Это было сделано намеренно, чтобы лишить заключенных возможности рассказать о пытках).

Из камер забрали "Правила внутреннего распорядка", так как администрация нарушала этот документ в десятках пунктов. "Люди в масках" предупредили, что в случае жалоб снова "подвесят за наручники".

В период активного давления меня выводили на так называемый обыск по 8 раз в день.

Гражданин Афганистана, находившийся в одной камере со мной и имевший опыт нахождения в плену у талибов, сказал, что там - у талибов - нет такой "модернизации" (показывая на постель и нары), однако с людьми там обращаются непомерно лучше.

"Володарка", куда меня перебросили, чтобы испугать (так сказали охранники в масках в "американке").

В прокуренной камере на 8 спальных мест содержалось 15 человек. Если смена спать выпадала днем, то приходилось выбирать между сном и прогулкой. Во время обыска на час всех 15 человек выводили в карцер площадью 5 кв.м., где некоторые теряли сознание. С моим появлением такие обыски стали проводить каждый день, чтобы настроить камеру против меня.