Шрайбман: «Лукашенко прекрасно знает, что в случае чего Путин съест его и не подавится»

Политический аналитик, приглашенный эксперт Берлинского центра Карнеги Артем Шрайбман — об отношениях двух правителей.
— Беларусь все ближе и ближе к ситуации в Абхазии, где есть даже какая-то внутренняя политика, некая конкуренция кланов, кандидатов, даже какие-то выборы происходят, но все понимают, что любой пришедший кандидат будет пророссийским по определению, — анализирует степень зависимости Беларуси от России Артем Шрайбман на канале Carnegie Politika.

Полагаю, что в сегодняшней номенклатурной беларусской политике не осталось никого вроде покойного Макея, кто хотя бы воспринимался как человек с альтернативными или латентно-антироссийскими взглядами.

Там сегодня либо конъюнктурщики, которые будут пророссийскими, учитывая конъюнктуру, просто потому что это самый простой формат сохранения своей власти в нынешней Беларуси.

Либо это идеологически верные сторонники «русского мира» и всей российской идеологии, в том числе реваншизма, вроде Карпенкова и других силовиков. Все эти и конъюнктурщики, и ястребы, и силовики вполне комфортны для России в ситуации настолько серьезной зависимости.

А чем больше зависимости, тем больше таких ее проявлений, как то же ядерное оружие, которое убрать очень сложно.




Тем не менее отношения двух диктаторов, по мнению аналитика, под давлением внешних обстоятельств вынуждены были стать предельно доверительными, несмотря на видимые разногласия в прошлом.

— На мой взгляд, личные отношения Путина и Лукашенко сегодня переживают, возможно, высшую точку за последнее десятилетие.

Дело в том, что Путин сейчас явно сфокусирован на украинском направлении, которое стало для него прокси войны с Западом.

Требовательность к Беларуси, возможно, временно, но понизилась. Казалось бы, Москва может спокойно выкрутить руки Лукашенко и заставить его подписать, например, единую валюту или действительно углубить интеграцию в Союзном государстве, не говорю уже про какие-то другие формы интеграции, вроде вступления в войну.



Я не вижу признаков какого-то конфликта или острого спора между правителями. Вижу, что с Лукашенко Путин встречается чаще, чем с большинством российских чиновников.

Там, пожалуй, нет такого высокопоставленного чиновника, который бы имел такие же продолжительные и регулярные аудиенции у Путина, многочасовые сессии общения в горах, на лыжах, на яхтах и т.д.


Поэтому несмотря на то, что Беларусь не сдает какие-то необратимые куски своего суверенитета, Путин продолжает удовлетворять просьбы Лукашенко по кредитам, рассрочкам, ценнику на газ, субсидиям на нефть, скидкам на ту же логистику.

Очевидно, в ситуации, когда Путин максимально ощущает себя этой осажденной крепостью или создателем нового миропорядка, относительно стабильные союзники начинают цениться больше.

А Лукашенко сейчас его единственный союзник в Европе, если не считать Орбана. И в такой ситуации его акции как союзника возрастают.

В ситуации меньшей напряженности, если Путин сможет выйти из этой остроты конфронтации во что-то более управляемое, соответственно, акции Лукашенко опять пойдут вниз.

Однако при том, что прямо сейчас конъюнктурно правители, пожалуй, сблизились, как давно не сближались, все-таки базовые стратегические интересы двух режимов противоположны, и недоверие между ними сохраняется. Потому что они взаимодействовали друг с другом десятилетиями.



И Путин, в свою очередь, знает, что, как только Лукашенко представится возможность вскочить в самую первую щель, где его будут ждать какие-то бонусы и бенефиты, он это сделает.

И это осознание того, что друг другу нельзя доверять до конца, думаю, остается над их отношениями дамокловым мечом, — сделал вывод Шрайбман.