Баунов: Почему режим Путина не рушится от поражений на фронте
Неясные контуры победы России означают и неясные контуры ее поражения, именно поэтому автоматическая связка между военными поражениями и падением режима в этом случае не работает, пишет политолог Александр Баунов на Carnegie Politika.
Недоверчивые наблюдатели говорят о ловушке, которую Россия готовит для украинцев, отступая из Херсона, но такая ловушка была бы случаем поимки дичью ловца — столь мало осуществимо снабжение всем необходимым российских войск, останься они на изолированном плацдарме на чужом берегу широкой реки. Если, конечно, попытаться сдержать себя и обойтись без оружия массового поражения.
Политический контроль над Херсоном потерян в тот момент, когда военачальники высшего и высокого уровня заявили о том, что город оставили. Вместе с городом за Днепром оставлены мечты вернуть наследие Екатерины и отомстить за Одессу 2014 года — цели, которые вдохновляли сторонников войны в России.
Очередное скукоживание целей войны и уход с территорий, которые только что официально присоединены к России под лозунгом «навсегда» именно из-за этого лозунга и референдумов, — политическое поражение, даже если стратеги планируют будущий возврат.
Еще в первые недели и месяцы войны высказывались предположения, что поражение России в Украине или просто неудачная военная кампания может привести к тому, что Путину придется оставить власть. Действительно, аргентинская хунта пала в 1982 году, а греческая — в 1974 году после провальных военных авантюр.
Неудачные колониальные войны привели к революции гвоздик в Португалии и краху режима Салазара – Каэтану, который по многим показателям был похож на современный российский.
Но есть и другие примеры. Разгром в Кувейте в 1991 году не привел к падению режима Саддама Хусейна, а националистический режим Милошевича пережил не только поражение сербских сил в Хорватии и Боснии, но даже бомбардировки самой Югославии и уход из Косова. Есть основание думать, что даже масштабные неудачи в Украине не поставят точку в долгом правлении Владимира Путина. И вот почему.
{banner_news_show}
Неопределенность и сбивчивость целей войны порождает неопределенность в понимании того, в чем состоит победа. Даже у сторонников войны среди граждан России об этой победе сохраняются самые смутные и противоречивые представления.
Неопределенность параметров победы означает и неясность критериев поражения. А значит, не вполне ясно, что именно должно произойти на фронтах, чтобы сторонники Путина и его войны сочли его проигравшим. Тем более настолько проигравшим, чтобы он утратил власть. В действительности Путин уже потерпел несколько серьезных поражений.
Его весенний блицкриг провалился, российским войскам пришлось отступить от украинской столицы. Россия потеряла флагман своего черноморского флота крейсер «Москва» и оставила украинский остров Змеиный, захват которого был первой и символически важной победой в начале войны.
Хаотично оставлена Харьковская область вместе с тамошними сменившими подданство гражданскими. Пропущен удар по символически важной цели — Крымскому мосту. Подобные военные неудачи могли бы привести к потере власти другие правительства, но не обязательно российского лидера.
Исследователи российского общества наблюдают удивительный парадокс. История ставит Россию в ряд больших западных колониальных империй. Однако после поражения в холодной войне, распада СССР, экономических трудностей 90-х всё большая часть российского населения начала воспринимать свою страну как недостаточно независимую, почти колонию, которой управляют внешние западные силы.
Носителям этого переживания представляется, что для возвращения справедливости и для их собственного жизненного успеха нужно сбросить иго внешних сил, навязавших стране неравенство, несправедливый капитализм, новые границы, отобравших у нее сферу влияния и непререкаемый международный престиж.
Значительное число россиян считало свою страну недостаточно суверенной и ждало от власти, что она восстановит этот суверенитет. Поскольку эти внешние силы, поработившие Россию, заведомо более могущественны, исход борьбы с ними не предрешен.
Даже если Россия покидает какие-то захваченные территории Украины, сторонники Путина и его войны не обязательно увидят в этом поражение. Победой для них, независимо от положения дел на украинской территории, является сам разрыв с Западом, сам по себе открытый вызов мировому порядку. Даже отступив, они будут утешать себя мыслью о том, что остановили дальнейшее порабощение России.
Значительная часть элиты тоже впитала этот антиколониальный бунт, так что это стало достаточно искренним ее мировоззрением. К тому же положение повстанца по-своему удобно, ибо не требует взятия вражеских столиц. Партизаны не берут Берлин, они мешают взять Москву, в этом их миссия и победа. Чувствовать себя повстанцами проще — и к народу ближе, и самим выгоднее.
При таком понимании самые сомнительные результаты на фронтах позволят Путину выглядеть в глазах своих активных сторонников победителем — настоящим российским лидером, который не побоялся бросить открытый вызов Западу. А пассивное большинство можно будет убедить в том, что это лучший результат из возможных, так же как его убедили смириться с войной.
Проблема для самого Путина здесь в том, что такое понимание победы активными сторонниками войны сохранит за ним статус победителя, то есть настоящего лидера России, даже в случае неудач на фронте. Однако это же самое понимание ставит под сомнение этот статус в случае попытки найти компромисс с Украиной или Западом.
Между тем слово «переговоры», одно время почти табуированное, вернулось в речи российских спикеров высокого уровня. А «непростое решение», которое упоминал генерал Суровикин сразу после своего назначения, оказалось не атомной бомбой, а все-таки отводом войск за Днепр.
Назначение генерала Суровикина и кампания похвал в его адрес были связаны в том числе с созданием фигуры с мандатом на такие действия, которые Путин не хотел совершать от своего имени. Кампания помогла накачать его славой и авторитетом на любой случай.
Грубо говоря, нужен был русский де Голль, который в случае чего сдаст свой Алжир и будет иметь на это право. То есть сдаст его как боевой генерал, а не тыловой коррупционер или штатский бюрократ, пусть и переодевшийся в китель. Подавали его как человека, который приведет к победам, но в действительности нужен был человек, который в случае чего возглавит отступление и при этом не поссорит сторонников власти и сторонников войны до победы.
{banner_news_end}
Половину мандата генерал сегодня использовал, теперь от него будут ждать использования другой половины. Для одних это последующее наступление, которое докажет, что все отступления были маневром. Для других — фиксация текущего результата и принуждение к перемирию по формуле Херсон в обмен на мир, свет, воду и тепло в городах.
Такой размен проблематичен не только потому, что украинцы окрылены удачами и не доверяют России, которая не отказывается считать Херсон русским городом, а значит захочет вернуться. Фиксации результата также мешает повстанческая концепция войны, распространенная в России. Такая концепция легко переживает отдельные военные поражения, но не переживает компромиссы.
Повстанческое понимание победы активными сторонниками вторжения в Украину не пускает Россию к настоящим компромиссам и подталкивает Путина к фактически бесконечной войне, полному разрыву с Западом и даже большим репрессиям внутри страны, чем те, которые он мог и не планировать вначале.
Недоверчивые наблюдатели говорят о ловушке, которую Россия готовит для украинцев, отступая из Херсона, но такая ловушка была бы случаем поимки дичью ловца — столь мало осуществимо снабжение всем необходимым российских войск, останься они на изолированном плацдарме на чужом берегу широкой реки. Если, конечно, попытаться сдержать себя и обойтись без оружия массового поражения.
Политический контроль над Херсоном потерян в тот момент, когда военачальники высшего и высокого уровня заявили о том, что город оставили. Вместе с городом за Днепром оставлены мечты вернуть наследие Екатерины и отомстить за Одессу 2014 года — цели, которые вдохновляли сторонников войны в России.
Очередное скукоживание целей войны и уход с территорий, которые только что официально присоединены к России под лозунгом «навсегда» именно из-за этого лозунга и референдумов, — политическое поражение, даже если стратеги планируют будущий возврат.
Еще в первые недели и месяцы войны высказывались предположения, что поражение России в Украине или просто неудачная военная кампания может привести к тому, что Путину придется оставить власть. Действительно, аргентинская хунта пала в 1982 году, а греческая — в 1974 году после провальных военных авантюр.
Неудачные колониальные войны привели к революции гвоздик в Португалии и краху режима Салазара – Каэтану, который по многим показателям был похож на современный российский.
Но есть и другие примеры. Разгром в Кувейте в 1991 году не привел к падению режима Саддама Хусейна, а националистический режим Милошевича пережил не только поражение сербских сил в Хорватии и Боснии, но даже бомбардировки самой Югославии и уход из Косова. Есть основание думать, что даже масштабные неудачи в Украине не поставят точку в долгом правлении Владимира Путина. И вот почему.
{banner_news_show}
Много раз было сказано, что цели России в войне против Украины неясны. В их числе высокие российские спикеры называли одновременно денацификацию и декоммунизацию (Путин в речи об объявлении войны), обеспечение безопасности жителей Донбасса, демилитаризацию и недопуск Украины в НАТО, возвращение исконных русских земель, защиту русского языка и даже спасение украинских городов от гей-парадов (патриарх, депутаты, чиновники Совбеза).
Неопределенность и сбивчивость целей войны порождает неопределенность в понимании того, в чем состоит победа. Даже у сторонников войны среди граждан России об этой победе сохраняются самые смутные и противоречивые представления.
Неопределенность параметров победы означает и неясность критериев поражения. А значит, не вполне ясно, что именно должно произойти на фронтах, чтобы сторонники Путина и его войны сочли его проигравшим. Тем более настолько проигравшим, чтобы он утратил власть. В действительности Путин уже потерпел несколько серьезных поражений.
Его весенний блицкриг провалился, российским войскам пришлось отступить от украинской столицы. Россия потеряла флагман своего черноморского флота крейсер «Москва» и оставила украинский остров Змеиный, захват которого был первой и символически важной победой в начале войны.
Хаотично оставлена Харьковская область вместе с тамошними сменившими подданство гражданскими. Пропущен удар по символически важной цели — Крымскому мосту. Подобные военные неудачи могли бы привести к потере власти другие правительства, но не обязательно российского лидера.
Парадоксальным образом сторонники Путина и его войны воспринимают вторжение в Украину не как агрессию против соседнего государства. Для них это акт сопротивления, ответный удар по гораздо более могущественным силам Запада.
Исследователи российского общества наблюдают удивительный парадокс. История ставит Россию в ряд больших западных колониальных империй. Однако после поражения в холодной войне, распада СССР, экономических трудностей 90-х всё большая часть российского населения начала воспринимать свою страну как недостаточно независимую, почти колонию, которой управляют внешние западные силы.
Носителям этого переживания представляется, что для возвращения справедливости и для их собственного жизненного успеха нужно сбросить иго внешних сил, навязавших стране неравенство, несправедливый капитализм, новые границы, отобравших у нее сферу влияния и непререкаемый международный престиж.
Значительное число россиян считало свою страну недостаточно суверенной и ждало от власти, что она восстановит этот суверенитет. Поскольку эти внешние силы, поработившие Россию, заведомо более могущественны, исход борьбы с ними не предрешен.
Победой в глазах людей, недовольных своим положением и винящих в этом внешние силы, является сама попытка сопротивления, почти независимо от ее конечного результата.
Даже если Россия покидает какие-то захваченные территории Украины, сторонники Путина и его войны не обязательно увидят в этом поражение. Победой для них, независимо от положения дел на украинской территории, является сам разрыв с Западом, сам по себе открытый вызов мировому порядку. Даже отступив, они будут утешать себя мыслью о том, что остановили дальнейшее порабощение России.
Значительная часть элиты тоже впитала этот антиколониальный бунт, так что это стало достаточно искренним ее мировоззрением. К тому же положение повстанца по-своему удобно, ибо не требует взятия вражеских столиц. Партизаны не берут Берлин, они мешают взять Москву, в этом их миссия и победа. Чувствовать себя повстанцами проще — и к народу ближе, и самим выгоднее.
Неясные контуры победы России означают и неясные контуры ее поражения, именно поэтому молчаливая, автоматическая связка между военными поражениями и падением режима в этом случае не работает. Путину так же трудно проиграть эту войну, как и выиграть. Выиграть все же немного легче, потому что само начало войны ее сторонниками засчитывается как победа.
При таком понимании самые сомнительные результаты на фронтах позволят Путину выглядеть в глазах своих активных сторонников победителем — настоящим российским лидером, который не побоялся бросить открытый вызов Западу. А пассивное большинство можно будет убедить в том, что это лучший результат из возможных, так же как его убедили смириться с войной.
Проблема для самого Путина здесь в том, что такое понимание победы активными сторонниками войны сохранит за ним статус победителя, то есть настоящего лидера России, даже в случае неудач на фронте. Однако это же самое понимание ставит под сомнение этот статус в случае попытки найти компромисс с Украиной или Западом.
Между тем слово «переговоры», одно время почти табуированное, вернулось в речи российских спикеров высокого уровня. А «непростое решение», которое упоминал генерал Суровикин сразу после своего назначения, оказалось не атомной бомбой, а все-таки отводом войск за Днепр.
Назначение генерала Суровикина и кампания похвал в его адрес были связаны в том числе с созданием фигуры с мандатом на такие действия, которые Путин не хотел совершать от своего имени. Кампания помогла накачать его славой и авторитетом на любой случай.
Грубо говоря, нужен был русский де Голль, который в случае чего сдаст свой Алжир и будет иметь на это право. То есть сдаст его как боевой генерал, а не тыловой коррупционер или штатский бюрократ, пусть и переодевшийся в китель. Подавали его как человека, который приведет к победам, но в действительности нужен был человек, который в случае чего возглавит отступление и при этом не поссорит сторонников власти и сторонников войны до победы.
{banner_news_end}
Половину мандата генерал сегодня использовал, теперь от него будут ждать использования другой половины. Для одних это последующее наступление, которое докажет, что все отступления были маневром. Для других — фиксация текущего результата и принуждение к перемирию по формуле Херсон в обмен на мир, свет, воду и тепло в городах.
Такой размен проблематичен не только потому, что украинцы окрылены удачами и не доверяют России, которая не отказывается считать Херсон русским городом, а значит захочет вернуться. Фиксации результата также мешает повстанческая концепция войны, распространенная в России. Такая концепция легко переживает отдельные военные поражения, но не переживает компромиссы.
Проблема партизанской концепции победы состоит в том, что из позиции бунтовщика намного труднее перейти к переговорам, ибо это означает конец бунта и отказ от повстанческой идентичности, а значит — от той единственной победы в форме восстания, которая не зависит от положения на фронте. Не говоря уже о том, что для бунтовщика компромисс чаще выражается в избегании наказания.
Повстанческое понимание победы активными сторонниками вторжения в Украину не пускает Россию к настоящим компромиссам и подталкивает Путина к фактически бесконечной войне, полному разрыву с Западом и даже большим репрессиям внутри страны, чем те, которые он мог и не планировать вначале.