Иноземцев: Для Лукашенко новая Конституция - это защита от Путина


1 января 2022, 11:38
Владислав Иноземцев. Фото: ТАСС
Российский экономист и политолог Владислав Иноземцев в эфире радиостанции «Эхо Москвы» - о правителе Беларуси, о проекте новой белорусской Конституции и о российском империализме.

― Владислав Леонидович, вы недавно написали то, что мы все проглядели, как вы написали, нас макнули мордой об стол. Имеются в виду поправки в Конституцию Беларуси. Скажите мне, почему вы считаете, что казалось бы, документ, фиговый листок — все же понятно: Александр Григорьевич под себя выстраивает другую систему, — почему вы считаете это важным?

― Я пытался сказать, что я внимательно слежу за белорусскими событиями много лет, я сам провел там значительную часть жизни в школе и имею там кучу друзей, и бываю там довольно регулярно. Собственно, это событие, его давно ждали — полного опубликования проекта, он появился только на днях. Мне показался он знаменательным именно потому, что фактически впервые на постсоветском пространстве, по крайней мере, после 91-го года некий политический режим находит для себя форму абсолютной легитимации без участия гражданского общества вообще. И это, на мой взгляд, показалось очень похожим не на советскую систему, потому что речь идет о таком странном переплетении различных институциональных структур, которое позволяет властям действовать, вообще не оглядываясь не общество.

В какой-то мере это напоминает советскую систему. Мне уже тоже в комментариях некоторые товарищи сказали, что, наоборот, это больше напоминает китайский вариант. Сложно спорить, но я не такой большой специалист по китайской политической системе, но вот советский вариант это мне очень напомнило. То есть да, есть какой-то орган, который имеет колоссальные полномочия с точки зрения назначения генпрокуроров, судей, избирательных комиссия, всего чего угодно, но при этом он собирается раз в год (в Советском Союзе два раза в год собирался Верховный совет до начала перестройки). Плюс к этом абсолютно непонятно, как он избирается. То есть это уникальный случай, когда в Конституции не написано, как это избирается. И в итоге мы видим, что президент входит туда по должности и бывший президент входит туда по должности. И мы видим, что возникает такая ситуация, когда одна бюрократическая структура делегирует полномочия властные другой политической структуре и наоборот.


Поэтому я думаю, что это очень важный момент еще и потому, что, во-первых, Россия собирается с Беларусью интегрироваться. И уже были случаи утечки, что в 23 году будут выборы в единый парламент (на каких правилах, тоже интересный вопрос). Но самое главное для меня в том, что наблюдая белорусский режим с 94-го года, я вам могу сказать, что очень многое, что было сделано, Россией повторялось, иногда быстрее, иногда медленнее, но повторялось, начиная от советской символики, которую оба президента восстановили на первом году правления и кончая продление президентских сроков до бесконечности. Поэтому, я думаю, что надо внимательно следить за тем, что там происходит, потому что у российских руководителей есть очень большой соблазн повторять лукашенковские рецепты.

― Как вы думаете, эта новая Конституция — защита от Путина Лукашенко или это приглашение Путину?

― Скорее защита. Я не думаю, все-таки, что Лукашенко готов кого-то приглашать. И Александр Григорьевич человек при всем однозначном к нему отношении, он, как и Путин, человек, который достаточно адекватно, как это ни странно, оценивает свои возможности и то, что он может сделать с обществом. И поэтому, я думаю, что Лукашенко понимает, что главный источник его «легитимности» и возможности править Беларусью — это признание независимости этого государства. Но игра на том, что он хочет перескочить в Россию и стать президентом — это говорили еще в 96-м году и сейчас проскальзывает, — но я не думаю, что он настолько неадекватно оценивает ситуацию, чтобы об этом мечтать.

Но при этом он прекрасно понимает, что в Беларуси никто не хочет объединяться с Россией. Существует поколение, которое выросло в суверенном государстве. Существуют определенные жизненные условия, которые позволяют белорусам как гражданам этого государства вести свой образ жизни. И поэтому включить Беларусь в состав России, на мой взгляд, означает обеспечить мощнейший социальный взрыв, который сметет Лукашенко и, наверное, поставил крест на интеграции. Поэтому я думаю, что это защита от Путина, это все-таки развязывания себе рук дополнительно и сохранение неподотчетности никому, которое имеет место и сегодня.

― Насколько реально повторить сценарий Беларуси в России, учитывая, что общество у нас все-таки разное?

― Я бы не стал исключать такой возможности по той простой причине, что белорусское общество отнюдь не такое уж забитое, если можно так сказать, в отличие от российского. Российское не такое уж свободное. Потому что, смотрите, в Беларуси связь с Западом гораздо больше, чем в России. Беларусь — чемпион на постсоветском пространстве и по количеству многократных шенгенских виз была до выборов и по количеству видов на жительство, и движение между Беларусью и Литвой, Беларусью и Польшей намного более интенсивное, чем обмен гражданами и передвижение между Россией и Европой, соответственно. Плюс в Беларуси есть своя собственная идентичность. Беларусь и Украина отличаются от России фундаментальным вопросом: это страны, которые находились исторически между Европой и Россией, они были периодически включены в состав тот и другой империи — и Речи Посполитой и Российской империи, — и их идентичность поэтому всегда основана на вопросе о том, «с кем мы в этот момент: с Россией или с Западом?»

В России нет такого вопроса самого по себе. Поэтому России не понять тех мотивов и тех подходов, которые доминируют в Киеве и Минске. Соответственно, мне кажется, что поэтому как раз в белорусское общество сложнее будет окончательно ввести диктаторскую модель, чем в российское. Потому что да, люди, молодежь современна и в России, и в Украине, и в Беларуси, и когда смотришь на лица новых иностранных агентов или молодых людей на демонстрациях, вообще непостижимо, каким образом Путин может править такой страной. Но он ей правит и все более жестко. И в Беларуси мы видели ровно то же самое в прошлом августе. Но итог мы знаем.

― Давайте представим себе, что Владимир Путин и его команда — это искренние имперцы, которые хотят восстановить большую Россию и считают, что они имеют дело с разделенным народом. Часть Украины — понятно, что это часть русского народа, в их понимании; Беларусь — это Белоруссия. Северный Казахстан — это отдельная история. Вот насколько они оценивают после Крыма, после крымской эйфории возможность реально собрать вот этот народ, Русский мир на территории бывшего Советского Союза?

― Мне кажется, что они оценивают такую возможность, как реалистичную относительно. Я абсолютно не убежден, что Казахстан не находится полностью вне зоны их внимания. Я был в Астане месяц назад, и я бы сказал, что озабоченность там сильно растет поведением России, очень сильно. Я думаю, что да, их желание воссоздать какую-то имперскую и квазиимперскую структуру довольно велико. Насколько оно вероятно и может быть исполнено? Ну, опять-таки, если все будет подчинено этому обстоятельству, если принести в жертву экономику, положение в мире и многое другое, наверное, какой-то прогресс в этом направлении может быть достигнут. Но еще раз говорю, вопрос о балансе интересов очень сложный.

Собственно то, что произошло после распада СССР, практически стало очень странным постимперским распадом, потому что, с одной стороны, в России остались территории, которые никогда ей, по идее, не принадлежали и культурно и исторически, которые были завоеваны огнем и мечом как Северный Кавказ, и в то же время за пределы России ушли территории, которые исторически были ей весьма близки и с которыми вместе она формировалась как государственность на протяжении многих столетий. Вот этот момент вызывает, конечно, очень серьезное потрясение в сознании. Потому что ни в одном постимперском переходе мы не видели такой какафонии территорий, которые остались внутри сохранившегося государства.

Причем в последний момент в этом случае, я бы заметил, что в России есть очень сложная проблема с имперскостью ее в том, что вообще нет понимания метрополии, ее границ. То есть Великобритания, Франция, Испания, они расширялись, по том теряли свои колонии, как, допустим, Испания в XIX веке и Великобритания в конце XVIII, потом они расширялись в другом направлении — в Азию, в Африку. Снова теряли свои колонии и снова оставалась самими собой.


Вот в России нет такого понимания. Россия не разделялась между метрополиями и колониями. Россия сама как империя — матрешечная. То есть Московия сначала захватила территорию до Тихого океана, потом она присоединила Украину, а потом, уже став Россией, после Петра, она начала новую экспансию уже в новом обличии. То есть, по сути, никто не понимает, какая это империя: Московия это на сегодняшний момент или Россия в полном смысле слова. Поэтому здесь очень много переплелось и какой-то понятной доктрины и понятных планов, мне кажется, нет ни у кого.

― У Лукашенко есть чем отбиваться у этих имперских устремлений Кремля? Понятно, что Конституция новая — это здорово, но это, прежде всего, бумажка. А какие-то реальные инструменты защиты есть?

― Давайте начнем тогда вопрос с момента нападения. А что может предложить Кремль? Он может предложить создать единое государство с единым парламентом, с правом вето, с чем-то еще? Если так, то, пожалуйста, Лукашенко, он готов будет на это пойти, и он готов выставить это как достижение свое, когда фактически… понимаете, это как федерация какой-нибудь Германии и Люксембурга, при которой Люксембург имеет право вето. Это, действительно, для Лукашенко будет большой победой.

Если же вопрос стоит о том, чтобы Беларусь вошла в состав России типа как Крым, то у него есть элементарный ответ на это: Подождите, мы должны провести референдум, мы его проведем, конечно, получим ответ, что там 15% за, но 85% против. Но что дальше?

Более того я повторяю, что я очень не понимаю, для чего это России. Потому что вопрос Крыма при всей, мягко скажем, дискуссионности, он не имел одной большой проблемы: население Крыма, может быть, не в том количестве, как это было показано официально, но в значительной своей части было готов к присоединению к России и даже, наоборот, этого хотело. Оно, может, не получило тех выгод, которые хотела получить, может быть, какие-то группы оказались уязвленными, но, так или иначе, желание вернуться в родную гавань, как Путин говорит, оно существовало. В Беларуси его вообще не предвидится. И мы видели, насколько массовым был протест 20-го года. И я, честно говоря, до конца не могу понять, зачем Путину получить 8,5 миллионов граждан, повернутых в сторону Европу, не восторгающихся кремлевской политики и в целом довольно социально активных. Вот какой это могло быть пользой для России и для режима в первую очередь, мне непонятно.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Дорогие читатели, не имея ресурсов на модерацию и учитывая нюансы белорусского законодательства, мы решили отключить комментарии. Но присоединяйтесь к обсуждениям в наших сообществах в соцсетях! Мы есть на Facebook, «ВКонтакте», Twitter и Одноклассники
•   UDFНовостиГлавные новости ❯ Иноземцев: Для Лукашенко новая Конституция - это защита от Путина