Искаженные демократии
Во многих демократиях, особенно в Латинской Америке, благонамеренные реформы, направленные на укрепление демократии, привели к прямо противоположному: правительства сильны на бумаге, но слабы на практике. И с каждым избирательным циклом ярость граждан приближается к точке кипения.
Педро Кастильо – авторитарный левый популист, лишенный обаяния или харизмы, свойственной большинству популистов. Кейко Фухимори – недавно заключенная в тюрьму правая популистка, дочь бывшего диктатора, отбывающего 25-летний срок за убийство, похищение людей и коррупцию. Вместе Кастильо и Фухимори получили менее одного из трех голосов в недавнем первом туре президентских выборов в Перу. И все же один из них будет следующим президентом.
Одно можно сказать наверняка: тому, кто победит во втором туре, будет трудно управлять страной. «Свободное Перу», возглавляемое Кастильо, имеет только 37 из 130 мест в Конгрессе. «Народная сила» Фухимори – всего 24. Возможно, ей удастся собрать большинство, потому что три другие правые партии располагают 45 местами. Но компромисс и создание коалиции–это не то, чем характеризуется перуанская политика. Большинство партий–это оболочки, построенные вокруг преходящей популярности одного лидера. Они тратят свое время и энергию на убийство любого другого политика, пытающегося управлять страной. Именно это Фухимори и ее партия сделали с Педро Пабло Кучински, который едва не победил ее в 2016 году, и с Мартином Вискаррой, который стал президентом после того, как Кучински ушел в отставку в 2018 году.
Эквадор, расположенный на северной границе Перу, находится в аналогичном положении. Гильермо Лассо, консервативный банкир, станет президентом после победы во втором туре над Андресом Араузом, левым экономистом и близким соратником Рафаэля Корреа, бывшего президента, недавно приговоренного к восьми годам тюремного заключения за взяточничество. Но партия CREO Лассо будет иметь всего 12 голосов в конгрессе из 137 мест, который может вырасти до 31, если он сможет рассчитывать на поддержку правоцентристских социальных христиан. В отличие от этого, партия Корреа «Союз ради надежды» имеет 48 мест, а Пачакутек, движение коренных народов, чей кандидат занял почти третье место в президентской гонке, – 27 мест.
Лассо победил не потому, что обещал более быстрый экономический рост, а потому, что большинство избирателей не хотели вновь переживать ядовитую смесь популизма и тактики сильной руки в годы Корреа. Как и следующий президент Перу, Лассо столкнется с большими трудностями в управлении страной. Его планы относительно рыночных реформ, скорее всего, будут пылиться под сукном.
{banner_news_show}
Дело не только в том, что избиратели становятся более непостоянными, а политики – более беспомощными. Правила южноамериканской демократии способствуют политической фрагментации и раздробленному правительству. Но лишение власти политиков не принесло удовлетворения избирателям. Напротив, слабое управление привело к хаотической, посредственной политике, плохим социальным и экономическим результатам (хроническая неспособность контролировать COVID-19 – лишь последний пример) и все большему разочарованию граждан.
Тип режима (президентский или парламентский), а также избирательная система (мажоритарная или пропорциональная) определяют политику страны. Сочетание парламентского управления и пропорционального представительства привело к созданию образцовых демократий в Скандинавии. Парламентская формула «первый прошедший» Вестминстерской системы, скопированная Канадой и другими странами Содружества, также хорошо работает. Американская исключительность проявляется в сочетании президентских и мажоритарных механизмов (одномандатные округа в Палате представителей, по два места на штат в Сенате). Несмотря на бывшего президента Дональда Трампа, эта комбинация поддерживала почти 250 лет стабильной демократии.
А еще есть странное сочетание президентской власти и пропорциональных избирательных систем, которая существует только в Латинской Америке. Президенты избираются на фиксированный срок полномочий и остаются у власти независимо от того, имеют ли они большинство в парламенте. А пропорциональные системы, которые распределяют места в соответствии с долей голосов партии, обеспечивают такие фрагментированные парламенты, которые только что избрали перуанцы и эквадорцы, а такие страны, как Бразилия, Колумбия и Чили, должны терпеть последние годы.
Благодаря тому, что президентские выборы в два тура теперь закреплены в большинстве латиноамериканских конституций, окончательный победитель может претендовать на сильный мандат, за чем должны следовать всевозможные глубокие и важные реформы. Эта клятва, обычно произносимая торжественным тоном в ночь выборов, растворяется в ярком свете зари. Подавляющее большинство второго тура быстро превращается в слабое меньшинство в законодательном органе.
Некоторые президенты, такие как Себастьян Пиньера в Чили, в конечном итоге уступают прихотям постоянно меняющихся парламентских коалиций. Другие, такие как Жаир Болсонару в Бразилии, вынуждены полагаться на голоса групп (так называемый Centr?o – «центристов»), с которыми у них мало общих ценностей – если они вообще есть; результатом является неустойчивый и непредсказуемый политический курс. Другие, такие как отец Фухимори, Альберто, просто закрывают парламент и принимают квази-диктаторские полномочия – как пригрозил сделать Кастильо, если законодательный орган Перу не выполнит его волю.
{banner_news_end}
Сочетание сильного президентского правления и пропорциональной избирательной системы никогда не было хорошей идеей. Положение усугубилось упадком еще одного важного демократического института: политических партий. Во многих странах Латинской Америки никогда не было сильных и стабильных партий. В немногих из них – Колумбии, Коста-Рике, Чили и Уругвае – партии являются лишь тенью прежних самих себя. Например, в Чили сегодня 15 легально учрежденных партий и еще полдюжины находятся в процессе получения юридического признания. Ни одна партия или коалиция не имеет действующего законодательного большинства. В 2020 году только 7% чилийцев выразили доверие партиям, которые были описаны как «гидропонные»: парящие над обществом и не имеющие в нем корней.
Упадок партий во всем регионе отчасти является результатом реформ, проводившихся из лучших побуждений. Считалось, что повышение пропорциональности избирательной системы лучше отразит растущее разнообразие общества; вместо этого он произвел мириады крошечных партий, которые никого не представляют. Предполагалось, что введение праймериз сделает партии более демократичными изнутри – да, но с риском сделать их уязвимыми для подкованных в сфере медиа знаменитостей. Повышение прозрачности, связанное с реформой финансирования избирательных кампаний, также привело к коллапсу партийной дисциплины, поскольку партийные боссы потеряли рычаги влияния на стремящихся к гласности парламентариев. Более широкое использование плебисцитов позволило небольшим группам активистов перехватить политическую повестку дня.
Проблема не только в латиноамериканских странах. Политологи Йельского университета Фрэнсис Маклолл Розенблут и Ян Шапиро утверждают, что аналогичные «реформы децентрализации» в Соединенных Штатах и Европе, призванные «вернуть власть народу», ослабили партии и привели к «политике, которая ведет к провалу для большинства избирателей». Как это ни парадоксально, чем более низовое движение выбирает политическая власть, тем более низы в ней разочаровываются.
Таким образом, в Перу и Эквадоре, как и в Бразилии и Чили до них, будут лидеры, которые сильны на бумаге, но слабы на практике. Они много обещают и мало что могут сделать. Достаточно скоро избиратели будут разочарованы и решат «выбросить негодяев» и заменить их кем-то, кто действительно принимает близко к сердцу народные интересы. Ученые и активисты предложат дальнейшие реформы, направленные на расширение прав и возможностей избирателей. А затем цикл повторится, еще больше разозлив граждан. Это не та модель, у которой хороший конец.
Педро Кастильо – авторитарный левый популист, лишенный обаяния или харизмы, свойственной большинству популистов. Кейко Фухимори – недавно заключенная в тюрьму правая популистка, дочь бывшего диктатора, отбывающего 25-летний срок за убийство, похищение людей и коррупцию. Вместе Кастильо и Фухимори получили менее одного из трех голосов в недавнем первом туре президентских выборов в Перу. И все же один из них будет следующим президентом.
Одно можно сказать наверняка: тому, кто победит во втором туре, будет трудно управлять страной. «Свободное Перу», возглавляемое Кастильо, имеет только 37 из 130 мест в Конгрессе. «Народная сила» Фухимори – всего 24. Возможно, ей удастся собрать большинство, потому что три другие правые партии располагают 45 местами. Но компромисс и создание коалиции–это не то, чем характеризуется перуанская политика. Большинство партий–это оболочки, построенные вокруг преходящей популярности одного лидера. Они тратят свое время и энергию на убийство любого другого политика, пытающегося управлять страной. Именно это Фухимори и ее партия сделали с Педро Пабло Кучински, который едва не победил ее в 2016 году, и с Мартином Вискаррой, который стал президентом после того, как Кучински ушел в отставку в 2018 году.
Эквадор, расположенный на северной границе Перу, находится в аналогичном положении. Гильермо Лассо, консервативный банкир, станет президентом после победы во втором туре над Андресом Араузом, левым экономистом и близким соратником Рафаэля Корреа, бывшего президента, недавно приговоренного к восьми годам тюремного заключения за взяточничество. Но партия CREO Лассо будет иметь всего 12 голосов в конгрессе из 137 мест, который может вырасти до 31, если он сможет рассчитывать на поддержку правоцентристских социальных христиан. В отличие от этого, партия Корреа «Союз ради надежды» имеет 48 мест, а Пачакутек, движение коренных народов, чей кандидат занял почти третье место в президентской гонке, – 27 мест.
Лассо победил не потому, что обещал более быстрый экономический рост, а потому, что большинство избирателей не хотели вновь переживать ядовитую смесь популизма и тактики сильной руки в годы Корреа. Как и следующий президент Перу, Лассо столкнется с большими трудностями в управлении страной. Его планы относительно рыночных реформ, скорее всего, будут пылиться под сукном.
{banner_news_show}
Дело не только в том, что избиратели становятся более непостоянными, а политики – более беспомощными. Правила южноамериканской демократии способствуют политической фрагментации и раздробленному правительству. Но лишение власти политиков не принесло удовлетворения избирателям. Напротив, слабое управление привело к хаотической, посредственной политике, плохим социальным и экономическим результатам (хроническая неспособность контролировать COVID-19 – лишь последний пример) и все большему разочарованию граждан.
Тип режима (президентский или парламентский), а также избирательная система (мажоритарная или пропорциональная) определяют политику страны. Сочетание парламентского управления и пропорционального представительства привело к созданию образцовых демократий в Скандинавии. Парламентская формула «первый прошедший» Вестминстерской системы, скопированная Канадой и другими странами Содружества, также хорошо работает. Американская исключительность проявляется в сочетании президентских и мажоритарных механизмов (одномандатные округа в Палате представителей, по два места на штат в Сенате). Несмотря на бывшего президента Дональда Трампа, эта комбинация поддерживала почти 250 лет стабильной демократии.
А еще есть странное сочетание президентской власти и пропорциональных избирательных систем, которая существует только в Латинской Америке. Президенты избираются на фиксированный срок полномочий и остаются у власти независимо от того, имеют ли они большинство в парламенте. А пропорциональные системы, которые распределяют места в соответствии с долей голосов партии, обеспечивают такие фрагментированные парламенты, которые только что избрали перуанцы и эквадорцы, а такие страны, как Бразилия, Колумбия и Чили, должны терпеть последние годы.
Благодаря тому, что президентские выборы в два тура теперь закреплены в большинстве латиноамериканских конституций, окончательный победитель может претендовать на сильный мандат, за чем должны следовать всевозможные глубокие и важные реформы. Эта клятва, обычно произносимая торжественным тоном в ночь выборов, растворяется в ярком свете зари. Подавляющее большинство второго тура быстро превращается в слабое меньшинство в законодательном органе.
Некоторые президенты, такие как Себастьян Пиньера в Чили, в конечном итоге уступают прихотям постоянно меняющихся парламентских коалиций. Другие, такие как Жаир Болсонару в Бразилии, вынуждены полагаться на голоса групп (так называемый Centr?o – «центристов»), с которыми у них мало общих ценностей – если они вообще есть; результатом является неустойчивый и непредсказуемый политический курс. Другие, такие как отец Фухимори, Альберто, просто закрывают парламент и принимают квази-диктаторские полномочия – как пригрозил сделать Кастильо, если законодательный орган Перу не выполнит его волю.
{banner_news_end}
Сочетание сильного президентского правления и пропорциональной избирательной системы никогда не было хорошей идеей. Положение усугубилось упадком еще одного важного демократического института: политических партий. Во многих странах Латинской Америки никогда не было сильных и стабильных партий. В немногих из них – Колумбии, Коста-Рике, Чили и Уругвае – партии являются лишь тенью прежних самих себя. Например, в Чили сегодня 15 легально учрежденных партий и еще полдюжины находятся в процессе получения юридического признания. Ни одна партия или коалиция не имеет действующего законодательного большинства. В 2020 году только 7% чилийцев выразили доверие партиям, которые были описаны как «гидропонные»: парящие над обществом и не имеющие в нем корней.
Упадок партий во всем регионе отчасти является результатом реформ, проводившихся из лучших побуждений. Считалось, что повышение пропорциональности избирательной системы лучше отразит растущее разнообразие общества; вместо этого он произвел мириады крошечных партий, которые никого не представляют. Предполагалось, что введение праймериз сделает партии более демократичными изнутри – да, но с риском сделать их уязвимыми для подкованных в сфере медиа знаменитостей. Повышение прозрачности, связанное с реформой финансирования избирательных кампаний, также привело к коллапсу партийной дисциплины, поскольку партийные боссы потеряли рычаги влияния на стремящихся к гласности парламентариев. Более широкое использование плебисцитов позволило небольшим группам активистов перехватить политическую повестку дня.
Проблема не только в латиноамериканских странах. Политологи Йельского университета Фрэнсис Маклолл Розенблут и Ян Шапиро утверждают, что аналогичные «реформы децентрализации» в Соединенных Штатах и Европе, призванные «вернуть власть народу», ослабили партии и привели к «политике, которая ведет к провалу для большинства избирателей». Как это ни парадоксально, чем более низовое движение выбирает политическая власть, тем более низы в ней разочаровываются.
Таким образом, в Перу и Эквадоре, как и в Бразилии и Чили до них, будут лидеры, которые сильны на бумаге, но слабы на практике. Они много обещают и мало что могут сделать. Достаточно скоро избиратели будут разочарованы и решат «выбросить негодяев» и заменить их кем-то, кто действительно принимает близко к сердцу народные интересы. Ученые и активисты предложат дальнейшие реформы, направленные на расширение прав и возможностей избирателей. А затем цикл повторится, еще больше разозлив граждан. Это не та модель, у которой хороший конец.