Не словом, но делом: как Лукашенко признает политическую субъектность общества

Александр Лукашенко старательно демонстрирует, что он не хочет признавать за народом никакой политической субъектности. Однако для этого недостаточно сказать «С улицей никто из властей за стол переговоров не сядет». Помимо собственно диалога с протестующими, (который в той или иной форме неизбежно станет частью транзита власти) есть множество других вариантов де-факто признания властью политической субъектности своих противников. И летом 2020 года беларусская власть как никогда это продемонстрировала.

До 9 августа: политические фокус-группы

Одним из необычных элементов этой избирательной кампании стали встречи топовых представителей власти со своими противниками. Глава Совета Республики Наталя Кочанова, которая ранее уже исполняла роль переговорщика с недовольными группами (цыганская диаспора, «Матера 328» ), провела целое турне – от Барановичей до Лиды. Спикер парламента Владимир Андрейченко встречался с оппозицией в Орше, а сам Александр Лукашенко – с брестскими активистами, в том числе протестующими против аккумуляторного завода.

Ранее подобных встреч не происходило, более того: контакты между властью и ее оппонентами были сведены к минимуму. Регулярные встречи чиновники различных рангов с активистами могли происходить в рамках «приемов граждан» – рутинных календарных встреч на своей территории, по предварительной записи у секретаря. Так, например, лидеры «Говори правду» одно время встречались с различными министрами и высокими начальниками. Нерегулярные встречи порой случались на дипломатических приемах – можно вспомнить селфи Губаревича с Ермошиной на приеме посольства Нидерландов. Во всех этих случаях оппоненты власти лишены коллективной субъектности – с ними общаются как с рядовыми гражданами, но не как с представителями каких-то организаций.

В чем главные особенности встреч чиновников с активистами во время избирательной кампании-2020?

Во-первых, все они были инициированы властью. Никто в Орше не звал к себе Андрейченко, и брестские активисты не выстраивались в очередь к президенту. Напротив – власти сами приглашали оппозиционеров на такие встречи, обзванивали их заранее, ориентируясь как на традиционные политические организации, так и на инициативные группы альтернативных кандидатов в президенты.

И это вторая особенность: оппонентов власти приглашают вполне как представителей своих структур, то есть признают их коллективную субъектность. На этом фоне особенно абсурдно выглядят слова Кочановой «вас [тех, кто не поддерживает Лукашенко] очень мало, и вы пустым занимаетесь». Получается, глава верхней палаты парламента якобы приехала в региональный город и пригласила к себе на встречу случайных людей, не имеющих никакого веса в обществе.

Наконец, в-третьих, любопытны настроение и риторика таких встреч. Конечно, было бы наивно верить, что они могли проходить в атмосфере дружеского чаепития, а стороны говорили бы друг другу комплименты. С обеих сторон хватало выпадов и острых заявлений. Однако власти не использовали обычно доминирующий в официальной риторике язык угроз и хамства. Напротив, скорее старались наладить с аудиторией некоторый контакт, идти навстречу – от мелочей (Кочанова соглашается на диктофонную запись) до серьезных моментов (Лукашенко обещает Бресту местный референдум по аккумуляторному заводу, хоть и не имеет на это юридических полномочий). Спикеры власти пытаются убедить неблагодарную аудиторию в правильности генеральной линии, хоть и с использованием манипуляция и пропаганды (впрочем, без них это вряд ли возможно).

По своей сути все эти встречи больше всего напоминали социологические фокус-группы – правда, с поправкой на специфическую роль модератора, вместо нейтралитета тестирующего на дискуссии различные модели пропаганды. Кочанова даже цитировала немудрящее техзадание от Лукашенко: «Встреться с людьми и послушай, что они будут говорить. Почему у них сегодня такое настроение, непонятно почему». Само по себе такое исследование настроений общества – это совершенно здоровый и разумный процесс. Однако тот факт, что занималась этим лично Кочанова за пару месяцев до выборов, говорит о качестве, системности и стратегичности информационно-аналитической работы государственных структур. Судя по поведению Лукашенко до и после 9 августа, настроения общества он так и не понял. Это, впрочем, и не удивительно, если по итогам фокус-групп Кочанова опять подготовила докладную записку, базирующуюся на лозунгах и эмоциональных призывах вместо логического анализа.

После 9 августа: главнокомандующий с автоматом

Для продолжения протестов среди прочего важно убедить людей, что их действия производят ощутимый эффект. Парадоксально, но никто не сделал для мотивации протестующих беларусов в августе 2020 года так много, как Александр Лукашенко.

23 августа, на второй воскресной акции в центре Минска, как и неделю назад собрались сотни тысяч людей. Могло создаться впечатление, что эта демонстрация народного возмущения ни к чему не привела – мол, погуляли и разошлись. Однако Александр Лукашенко сделал все, чтобы показать: он принимает происходящее близко к сердцу. Оперативный штаб во Дворце независимости с самого утра, полеты на вертолете главнокомандующего и его сына-подростка, вооруженных автоматами, личная благодарность силовикам на улице – вопреки всем протоколам безопасности, прямо на месте акции, где даже не успели убрать бело-красно-белый флажок. Каждая из этих реакций беспрецедентна, и все они таким образом придают беспрецедентную же политическую субъектность протестующим. Никто и никогда ранее не доводил Лукашенко до такого поведения.

30 августа все в целом повторилось – хоть и без вертолета. В свой день рождения Лукашенко не сидел за праздничным столом, а в бронежилете с автоматом ходил по Дворцу независимости. После таких публичных реакций смешно притворяться, что с точки зрения власти собравшиеся – не более чем наркоманы, проститутки и тунеядцы. Своим поведением власть признает, что протестующие – сильнейший политический субъект за всю историю правления Лукашенко. И он боится их настолько, что не решается просто доверить контроль силовикам, а в собственной резиденции ходит с оружием.

Наверное, в своих глазах Лукашенко выглядит эдаким альфа-самцом, брутально бряцающим оружием и в прямом смысле свысока глядящим на «разбегающихся крыс». Хотя на практике получается признание силы и политической субъектности протестующих вкупе с демонстрацией собственных страхов (не от хорошей жизни главнокомандующий берет в руки оружие).

Аналогично прошла и встреча с брестскими активистами 22 июня. Вместо того, чтобы снизить протестный накал в городе, Лукашенко своим приездом де-факто признал политическую субъектность протестующих. К тому же на брестских активистов он произвел впечатление старого и уставшего, пользующегося деревенской риторикой: «Если бы у него было [хотя бы] 4%, этой встречи бы не было. Он заискивает перед всеми, не знает, как удержаться».

***

Таким образом, хотя Лукашенко категорически не хочет признавать политическую субъектность протестующих и вступать с ними в диалог, но де-факто власть все делает для такого признания. Этот диссонанс демонстрирует лишь упрямый характер Лукашенко и его неспособность принимать политическую реальность. Контраст между риторикой и реальным поведением власти слишком очевиден. В глазах Лукашенко сегодняшние протестующие – самый сильный политический субъект среди всех его оппонентов за 26 лет. Пусть он и не может в этом признаться даже самому себе.