Россиянам никогда не было так страшно. Чего они боятся больше всего?
Опрос «Левада-центра» о главных страхах россиян, приуроченный к 30-летию первого такого опроса (он проводился в 1989 году в умирающем СССР), принес сразу несколько сенсаций.
В отличие от исследований, когда социологи пытаются выяснить наше отношение к власти, про свои страхи мы склонны отвечать честно. И эти ответы показывают, что последние 30 лет российской истории оказались провальными.
Судя по набору и динамике страхов россиян, Россия за 28 постсоветских лет не только не смогла решить ни одной главной проблемы, для решения которых существует любое государство, но даже усугубило их.
{banner_news_show}
Социологи задали людям один-единственный вопрос: «Чего вы больше всего боитесь?» И предложили набор ответов. Люди могли выбирать любое количество этих ответов в порядке убывания степени страха или назвать свой вариант. Нынешний опрос проводился 18-24 июля 2019 года, на обработку результатов ушел месяц. Впервые об этом россиян спрашивали в ноябре 1989 года, еще два подобных опроса состоялись в августе 2016-го и октябре 2017 года.
Бедности в 1989 году, хотя в советской экономике тогда нарастал кризис, а дефицит товаров первой необходимости уже был вопиющим, боялись только 13% россиян. Оно и понятно. В СССР бедными были более или менее все, это было нормой жизни подавляющего большинства населения. Нынешнее имущественное расслоение людям даже не снилось. К тому же действовала система государственных социальных льгот, которая казалась вечной. Хотя в горбачевском СССР в то время уже начинался легальный частный бизнес — преимущественно, кооперативный — богатеть было неприлично и считалось чем-то нереальным. Зато и в перспективу сильно обеднеть по сравнению с текущим уровнем достатка мало кто верил. Равенство в нищете оставалось мощным социальным якорем и константой повседневной жизни.
Сейчас бедности в России опасаются почти втрое больше, чем в позднем СССР — это один из главных страхов для 36% россиян, приговор состоянию российской экономики и тому, как люди воспринимают ее перспективы.
Да, в 90-е годы прошлого века с их обвалом уровня жизни такие опросы не проводились. Но даже в 2017 году стать бедными боялись только 22% респондентов. Затяжной кризис, рекордное по продолжительности за последние 30 лет падение доходов, война санкций делают свое дело — нищета становится массовым страхом россиян. Люди не верят, что будет лучше, и все сильнее опасаются, что может стать хуже.
О состоянии здравоохранения вам расскажет очень понятный для любого человека страх болезни и потери трудоспособности. В 1989 году при нараставшем развале отечественной медицины (никогда не забуду, как моя мама в онкодиспансере сама делала повязки из каких-то странных подручных материалов вместо нормальных бинтов, которых просто не было) заболеть и потерять трудоспособность боялись 38% населения. Сейчас — 44%.
На фоне свежих историй с увольнением всех до одного хирургов одной из больниц Нижнего Тагила (не самого бедного провинциального города России в не самом бедном регионе) из-за нищенских зарплат или отсутствия в аптеках жизненно важных лекарств вроде преднизолона эти страхи не кажутся надуманными.
Боязнь заболеть, ужас оказаться выброшенным за борт жизни, если потерял трудоспособность — вполне естественная реакция россиян на состояние медицины и рынка труда.
Но еще более красноречиво об историческом провале (на данный момент времени) новой российской государственности свидетельствует страх войны, обуявший россиян.
Безопасность — однозначно главный фетиш нынешней российской власти. Магическое слово, ради которого можно (и даже нужно, как думают некоторые представители власти) подавлять гражданские свободы, лишать страну нормальных выборов, наводнять столицу «космонавтами» с дубинками, избивать мирных людей, блокировать мессенджеры, объявлять иностранным агентом тот же «Левада-центр».
Вся нынешняя власть, практически все политическое устройство России могут быть описаны словом «госбезопасность». Это и цель, и смысл, и собирательное название органов, которые принимают все ключевые решения в стране.
Главный антоним безопасности — война. Что может быть небезопаснее и страшнее войны. Но стало ли безопаснее жить в России, где почти два десятилетия безраздельно царит культ госбезопасности?
В 1989 году войны боялись 50% наших сограждан. Это был второй по массовости национальный страх после болезней близких и детей. В 2019 году страх войны остается вторым по массовости страхом после болезней близких и детей. И войны у нас теперь боится… 51% респондентов — абсолютный рекорд всех подобных опросов.
Но к 1989 году СССР уже 10 лет вел затяжную войну в Афганистане, которую начал из-за глубоко ошибочно просчитанной угрозы исламизации советских республик Средней Азии, если в Афганистане победят моджахеды, они же душманы. Более того, СССР тогда как раз заканчивал эту бессмысленную и оказавшуюся терминальной для судьбы советской империи войну, в которой заведомо не могло быть никакой понятной народу победы. Страна была до предела измотана многолетней гонкой вооружений, подорвавшей заведомо неэффективную советскую плановую экономику с массовыми приписками, очковтирательством и отсутствием у людей стимулов для созидательной работы. Страна превратилась в тотальный военный завод – чуть ли не три четверти советского промышленного производства в то время давала продукция оборонки.
При этом как раз 30 лет назад СССР и США настойчиво пытались сформировать и сформировали архитектуру долгосрочной международной ядерной безопасности: ту самую, которая сейчас разрушена прямо на наших глазах, в чем Америка и Россия винят друг друга.
30 лет назад военные и конфронтационные настроения в советской политике шли на спад. Официальной государственной риторикой было отрицание войны, необходимость ее предотвращения, борьба за мир. Сейчас все ровно наоборот.
Милитаризация российской политической риторики находится на рекордном уровне с момента распада СССР. Мы постоянно публично бахвалимся новым оружием. Потому что больше — нечем.
А наш главный оппонент — Дональд Трамп, который тоже не прочь устроить новую тотальную гонку вооружений ради того, чтобы «снова сделать Америку великой». США и Россия вышли из Договора о ракетах средней и меньшей дальности. США на днях открыто испытали прежде запрещенную ракету средней дальности. А в России на полигоне возле Северодвинска в Архангельской области произошел взрыв с человеческими жертвами и радиоактивным заражением местности (этот факт, хоть и не сразу после взрыва, неохотно признал Росгидромет).
Пока, увы, в России страхи населения не конвертируются в запросы к власти на политику, способную снять эти опасения.
Новая гонка вооружений, в которую все более явно втягивается Россия на фоне затяжной конфронтации с Западом, начавшейся весной 2014 года известными событиями на Украине, еще более бессмысленна, но не менее опасна для нас, чем предыдущая. А предыдущая, как мы помним (или должны вспомнить, если вдруг забыли) стала одной из главных причин распада СССР. Если мы хотим такого смысла — можем повторить.
Единственный смысл создания «сверхдальних, сверхмощных, сверхперспективных» ракет — чтобы на вас боялись нападать. Но это оружие все равно нельзя применить: у тех же США и России давно есть прекрасные военные возможности уничтожить друг друга, а заодно и все человечество, в считанные минуты.
Не только мир, но и война больше никогда не будет прежней. У наших соотечественников есть все основания бояться войны: так сильно, как мы, от глобальных войн, особенно в ХХ веке, не пострадал никто. Но если локальные войны еще можно считать способом испытать новейшее оружие (как делают в Сирии и Россия, и Штаты — и даже не особенно скрывают это), то глобальная война просто немыслима. Это будет апокалипсис без кавычек, в самом буквальном смысле.
Современное оружие массового уничтожения и агрессивная внешняя политика в современном мире скорее уменьшают, а не увеличивают безопасность любой страны. То, что делает во внешней политике Россия в последние пять лет, обычным языком дворовых мальчишек описывается одним точным словом — «нарывается».
Отрезвит ли растущий массовый страх войны в населении нашу политическую элиту? Поймет ли она, что ее безопасность и безопасность страны — в конструктивном сотрудничестве со всеми ведущими государствами мира, а не в противостоянии. В экономическом развитии, в современной медицине, в повышении качества жизни и привлекательности России, а не в обмене испытаниями ракет (причем даже не слишком важно, удачными или нет) и не в гибридных войнах.
Смысл существования государства — защитить людей, создать им условия для образования, работы, самореализации, получения качественной медицинской помощи. Но не в обороне абстрактной «территории» любой ценой. И уж теме более не в защите политической элиты от собственных граждан.
Настоящая Росгвардия — это не космонавты в шлемах, прячущиеся от своего народа, а хорошие учителя и врачи, талантливые писатели музыканты, честные успешные бизнесмены, благотворители, профессионалы любой созидательной профессии.
Для государства как формы существования общностей людей вообще наступают не лучшие времена. Современный мир—технологический, культурный, экономический — необратимо становится все более экстерриториальным, транснациональным. Людям все меньше нужно государство и уж тем более им все меньше будет хотеться воевать и умирать за эту абстракцию.
Если боязнь войны в российском обществе приведет к тому, что этот страх наконец поселится и в российской элите, которая, кажется, забыла, какой ценой досталась победа в одной страшной войне нашим отцам и дедам — честь и хвала такому страху. Бояться войны нормально и правильно. Ненормально думать, что в сегодняшнем мире хоть какая-то война может быть победной.
В отличие от исследований, когда социологи пытаются выяснить наше отношение к власти, про свои страхи мы склонны отвечать честно. И эти ответы показывают, что последние 30 лет российской истории оказались провальными.
Судя по набору и динамике страхов россиян, Россия за 28 постсоветских лет не только не смогла решить ни одной главной проблемы, для решения которых существует любое государство, но даже усугубило их.
{banner_news_show}
Социологи задали людям один-единственный вопрос: «Чего вы больше всего боитесь?» И предложили набор ответов. Люди могли выбирать любое количество этих ответов в порядке убывания степени страха или назвать свой вариант. Нынешний опрос проводился 18-24 июля 2019 года, на обработку результатов ушел месяц. Впервые об этом россиян спрашивали в ноябре 1989 года, еще два подобных опроса состоялись в августе 2016-го и октябре 2017 года.
Бедности в 1989 году, хотя в советской экономике тогда нарастал кризис, а дефицит товаров первой необходимости уже был вопиющим, боялись только 13% россиян. Оно и понятно. В СССР бедными были более или менее все, это было нормой жизни подавляющего большинства населения. Нынешнее имущественное расслоение людям даже не снилось. К тому же действовала система государственных социальных льгот, которая казалась вечной. Хотя в горбачевском СССР в то время уже начинался легальный частный бизнес — преимущественно, кооперативный — богатеть было неприлично и считалось чем-то нереальным. Зато и в перспективу сильно обеднеть по сравнению с текущим уровнем достатка мало кто верил. Равенство в нищете оставалось мощным социальным якорем и константой повседневной жизни.
Сейчас бедности в России опасаются почти втрое больше, чем в позднем СССР — это один из главных страхов для 36% россиян, приговор состоянию российской экономики и тому, как люди воспринимают ее перспективы.
Да, в 90-е годы прошлого века с их обвалом уровня жизни такие опросы не проводились. Но даже в 2017 году стать бедными боялись только 22% респондентов. Затяжной кризис, рекордное по продолжительности за последние 30 лет падение доходов, война санкций делают свое дело — нищета становится массовым страхом россиян. Люди не верят, что будет лучше, и все сильнее опасаются, что может стать хуже.
О состоянии здравоохранения вам расскажет очень понятный для любого человека страх болезни и потери трудоспособности. В 1989 году при нараставшем развале отечественной медицины (никогда не забуду, как моя мама в онкодиспансере сама делала повязки из каких-то странных подручных материалов вместо нормальных бинтов, которых просто не было) заболеть и потерять трудоспособность боялись 38% населения. Сейчас — 44%.
На фоне свежих историй с увольнением всех до одного хирургов одной из больниц Нижнего Тагила (не самого бедного провинциального города России в не самом бедном регионе) из-за нищенских зарплат или отсутствия в аптеках жизненно важных лекарств вроде преднизолона эти страхи не кажутся надуманными.
Боязнь заболеть, ужас оказаться выброшенным за борт жизни, если потерял трудоспособность — вполне естественная реакция россиян на состояние медицины и рынка труда.
Но еще более красноречиво об историческом провале (на данный момент времени) новой российской государственности свидетельствует страх войны, обуявший россиян.
Безопасность — однозначно главный фетиш нынешней российской власти. Магическое слово, ради которого можно (и даже нужно, как думают некоторые представители власти) подавлять гражданские свободы, лишать страну нормальных выборов, наводнять столицу «космонавтами» с дубинками, избивать мирных людей, блокировать мессенджеры, объявлять иностранным агентом тот же «Левада-центр».
Вся нынешняя власть, практически все политическое устройство России могут быть описаны словом «госбезопасность». Это и цель, и смысл, и собирательное название органов, которые принимают все ключевые решения в стране.
Главный антоним безопасности — война. Что может быть небезопаснее и страшнее войны. Но стало ли безопаснее жить в России, где почти два десятилетия безраздельно царит культ госбезопасности?
В 1989 году войны боялись 50% наших сограждан. Это был второй по массовости национальный страх после болезней близких и детей. В 2019 году страх войны остается вторым по массовости страхом после болезней близких и детей. И войны у нас теперь боится… 51% респондентов — абсолютный рекорд всех подобных опросов.
Но к 1989 году СССР уже 10 лет вел затяжную войну в Афганистане, которую начал из-за глубоко ошибочно просчитанной угрозы исламизации советских республик Средней Азии, если в Афганистане победят моджахеды, они же душманы. Более того, СССР тогда как раз заканчивал эту бессмысленную и оказавшуюся терминальной для судьбы советской империи войну, в которой заведомо не могло быть никакой понятной народу победы. Страна была до предела измотана многолетней гонкой вооружений, подорвавшей заведомо неэффективную советскую плановую экономику с массовыми приписками, очковтирательством и отсутствием у людей стимулов для созидательной работы. Страна превратилась в тотальный военный завод – чуть ли не три четверти советского промышленного производства в то время давала продукция оборонки.
При этом как раз 30 лет назад СССР и США настойчиво пытались сформировать и сформировали архитектуру долгосрочной международной ядерной безопасности: ту самую, которая сейчас разрушена прямо на наших глазах, в чем Америка и Россия винят друг друга.
30 лет назад военные и конфронтационные настроения в советской политике шли на спад. Официальной государственной риторикой было отрицание войны, необходимость ее предотвращения, борьба за мир. Сейчас все ровно наоборот.
Милитаризация российской политической риторики находится на рекордном уровне с момента распада СССР. Мы постоянно публично бахвалимся новым оружием. Потому что больше — нечем.
А наш главный оппонент — Дональд Трамп, который тоже не прочь устроить новую тотальную гонку вооружений ради того, чтобы «снова сделать Америку великой». США и Россия вышли из Договора о ракетах средней и меньшей дальности. США на днях открыто испытали прежде запрещенную ракету средней дальности. А в России на полигоне возле Северодвинска в Архангельской области произошел взрыв с человеческими жертвами и радиоактивным заражением местности (этот факт, хоть и не сразу после взрыва, неохотно признал Росгидромет).
Пока, увы, в России страхи населения не конвертируются в запросы к власти на политику, способную снять эти опасения.
Новая гонка вооружений, в которую все более явно втягивается Россия на фоне затяжной конфронтации с Западом, начавшейся весной 2014 года известными событиями на Украине, еще более бессмысленна, но не менее опасна для нас, чем предыдущая. А предыдущая, как мы помним (или должны вспомнить, если вдруг забыли) стала одной из главных причин распада СССР. Если мы хотим такого смысла — можем повторить.
Единственный смысл создания «сверхдальних, сверхмощных, сверхперспективных» ракет — чтобы на вас боялись нападать. Но это оружие все равно нельзя применить: у тех же США и России давно есть прекрасные военные возможности уничтожить друг друга, а заодно и все человечество, в считанные минуты.
Не только мир, но и война больше никогда не будет прежней. У наших соотечественников есть все основания бояться войны: так сильно, как мы, от глобальных войн, особенно в ХХ веке, не пострадал никто. Но если локальные войны еще можно считать способом испытать новейшее оружие (как делают в Сирии и Россия, и Штаты — и даже не особенно скрывают это), то глобальная война просто немыслима. Это будет апокалипсис без кавычек, в самом буквальном смысле.
Современное оружие массового уничтожения и агрессивная внешняя политика в современном мире скорее уменьшают, а не увеличивают безопасность любой страны. То, что делает во внешней политике Россия в последние пять лет, обычным языком дворовых мальчишек описывается одним точным словом — «нарывается».
Отрезвит ли растущий массовый страх войны в населении нашу политическую элиту? Поймет ли она, что ее безопасность и безопасность страны — в конструктивном сотрудничестве со всеми ведущими государствами мира, а не в противостоянии. В экономическом развитии, в современной медицине, в повышении качества жизни и привлекательности России, а не в обмене испытаниями ракет (причем даже не слишком важно, удачными или нет) и не в гибридных войнах.
Смысл существования государства — защитить людей, создать им условия для образования, работы, самореализации, получения качественной медицинской помощи. Но не в обороне абстрактной «территории» любой ценой. И уж теме более не в защите политической элиты от собственных граждан.
Настоящая Росгвардия — это не космонавты в шлемах, прячущиеся от своего народа, а хорошие учителя и врачи, талантливые писатели музыканты, честные успешные бизнесмены, благотворители, профессионалы любой созидательной профессии.
Для государства как формы существования общностей людей вообще наступают не лучшие времена. Современный мир—технологический, культурный, экономический — необратимо становится все более экстерриториальным, транснациональным. Людям все меньше нужно государство и уж тем более им все меньше будет хотеться воевать и умирать за эту абстракцию.
Если боязнь войны в российском обществе приведет к тому, что этот страх наконец поселится и в российской элите, которая, кажется, забыла, какой ценой досталась победа в одной страшной войне нашим отцам и дедам — честь и хвала такому страху. Бояться войны нормально и правильно. Ненормально думать, что в сегодняшнем мире хоть какая-то война может быть победной.