Слепаков: “Чем сильнее общество пытаются сжимать, тем больше оно будет разжиматься“
Сочинитель популярных музыкальных стендапов — о взаимоотношениях власти и народа в России.
— Сегодня стадион — это интернет, там все и собираются в какой-то момент. У каждого поколения свои голоса, — сказал Семен Слепаков в интервью Новой газете. — И у совсем молодых людей есть те, кто их собирает. Какой-то общественный протест, какой-то человек, который скажет нечто смелое, откровенное. То, что остальные чувствуют, но либо не могут точно сформулировать, либо не решаются высказать. Безусловно, такие люди есть.
Все это как эффект сжавшейся и разжавшейся пружины. Чем сильнее общество пытаются сжимать, тем больше оно будет разжиматься, выражая протест. Невозможно запретить, условно говоря, «оскорблять чувства верующих», надеясь, что это улучшит отношение к религии. Кто-то согласится, кто-то промолчит. Но в итоге все выльется во что-то более тревожное, непредсказуемое.
{banner_news_show}
— Как в Екатеринбурге в связи со строительством храма.
— Ну, например. Как можно не учитывать это принимающим запретительные законы? Человеку раздраженному нельзя приказать: «Не испытывай раздражение!» Или: «Мы власть, нас оскорблять нельзя!» Окей, он вас не будет оскорблять, но в другой форме вы его отношение почувствуете, потому что эта энергия не растворится в воздухе.
— Вам представляется опасным это наступление навстречу: раздражение снизу и все новые карательные указы сверху — уже за посты в интернете.
— Меня обескураживает то, что власть перестала вести с обществом диалог. Они что-то другое говорят. Есть распространенный тип спора, когда люди ожесточенно доказывают друг другу совершенно разные вещи. Один говорит, что, например, после шести вечера есть нельзя, а другой, что вредно курить. Таков сегодня диалог власти с народом, но в более агрессивной форме, типа: «Заткнитесь, мы не хотим вас слушать» или: «А кто это там? Кто вы все такие?», или: «Мы очень заняты, нам не до вас». Контакт полностью потерян.
«Вы хотите цензурировать интернет?» — «Нет, мы не хотим цензурировать интернет». «Вы запрещаете нам высказываться?» — «Нет, мы не запрещаем». — «Ну вот же: запретили». — «Потому это нельзя, можно другое». «А как же свободный интернет?» — «Почему вы вообще подобные вопросы задаете?»
...Большая вероятность, что у власти просто этих ответов нет. Когда ребенок тебя о чем-то спрашивает, а у тебя нет ответа, то ребенку скажешь либо: «Отстань», либо «Пойди в книжке посмотри», либо сделаешь вид, что страшно занят.
— Сегодня стадион — это интернет, там все и собираются в какой-то момент. У каждого поколения свои голоса, — сказал Семен Слепаков в интервью Новой газете. — И у совсем молодых людей есть те, кто их собирает. Какой-то общественный протест, какой-то человек, который скажет нечто смелое, откровенное. То, что остальные чувствуют, но либо не могут точно сформулировать, либо не решаются высказать. Безусловно, такие люди есть.
Все это как эффект сжавшейся и разжавшейся пружины. Чем сильнее общество пытаются сжимать, тем больше оно будет разжиматься, выражая протест. Невозможно запретить, условно говоря, «оскорблять чувства верующих», надеясь, что это улучшит отношение к религии. Кто-то согласится, кто-то промолчит. Но в итоге все выльется во что-то более тревожное, непредсказуемое.
{banner_news_show}
— Как в Екатеринбурге в связи со строительством храма.
— Ну, например. Как можно не учитывать это принимающим запретительные законы? Человеку раздраженному нельзя приказать: «Не испытывай раздражение!» Или: «Мы власть, нас оскорблять нельзя!» Окей, он вас не будет оскорблять, но в другой форме вы его отношение почувствуете, потому что эта энергия не растворится в воздухе.
— Вам представляется опасным это наступление навстречу: раздражение снизу и все новые карательные указы сверху — уже за посты в интернете.
— Меня обескураживает то, что власть перестала вести с обществом диалог. Они что-то другое говорят. Есть распространенный тип спора, когда люди ожесточенно доказывают друг другу совершенно разные вещи. Один говорит, что, например, после шести вечера есть нельзя, а другой, что вредно курить. Таков сегодня диалог власти с народом, но в более агрессивной форме, типа: «Заткнитесь, мы не хотим вас слушать» или: «А кто это там? Кто вы все такие?», или: «Мы очень заняты, нам не до вас». Контакт полностью потерян.
«Вы хотите цензурировать интернет?» — «Нет, мы не хотим цензурировать интернет». «Вы запрещаете нам высказываться?» — «Нет, мы не запрещаем». — «Ну вот же: запретили». — «Потому это нельзя, можно другое». «А как же свободный интернет?» — «Почему вы вообще подобные вопросы задаете?»
...Большая вероятность, что у власти просто этих ответов нет. Когда ребенок тебя о чем-то спрашивает, а у тебя нет ответа, то ребенку скажешь либо: «Отстань», либо «Пойди в книжке посмотри», либо сделаешь вид, что страшно занят.