Александр Швец: “Дестабилизировать белорусскую экономику может малейший стресс“
Экономическая политика руководства страны основывается на том, что все предприятия имеют право на жизнь. Отсрочить назревшие реформы белорусским властям в очередной раз помогла в том числе финансовая поддержка России. Однако отношения Беларуси и РФ в перспективе будут обостряться. И это – еще один аргумент для руководства страны ускорить реформы, которые помогут укрепить отечественную экономику и способствовать национальной безопасности страны.
Об этом — в интервью председателя Республиканского общественного объединения «Белорусская научно-промышленная ассоциация», члена Совета по развитию предпринимательства в Беларуси Александра Швеца обозревателю БЕЛРЫНКА.
— Сейчас у экономического руководства страны появилась иллюзия, что белорусская экономика начала развиваться более-менее сбалансировано. Но это не так: малейший стресс может буквально разбалансировать экономику.
— Недавно первый заместитель министра финансов Беларуси Максим Ермолович озвучил параметры госдолга как ориентира экономической безопасности страны. Речь идет об уровне госдолга к ВВП на уровне 45%. Сейчас внешний и внутренний госдолг составляет 40%, в ближайшее время он приблизиться к 43%. Считаю, что долговые риски у нас очень существенные. И сравнивать наш госдолг с другими странами некорректно – там совсем другие возможности, структура долгов. С моей точки зрения, мы уже вышли за безопасную грань.
— Но некоторые эксперты говорят, что сейчас белорусская экономика демонстрирует здоровый рост. По данным Минпрома, за 9 месяцев 2017 года общий рост экспорта машиностроения вырос на 25%, при этом динамика роста на российский рынок – основной рынок, составляет практически 50%.
— Но давайте посмотрим долю машиностроения, например, во всем «пироге». Она не так значительна. К тому же, все зависит от того, как взглянуть на белорусское машиностроение. На недавнем совещании у президента с послами, когда зашла речь, в частности, о МТЗ, называлась цифра — более 120% роста. Но вслед за этим представитель Белстата уточнил, что физический рост экспорта МТЗ составил около 101%. Если рост обусловлен ценовой конъюнктурой – здесь Бог нам помог, а поштучный рост – это то, чего мы сами добились. Так что на самом деле прогресс спорный.
Главная проблема нашего машиностроения – невмонтированность в международные распределение промышленно-производственных и торговых цепочек. Мы запаздываем с интеграцией в мировой рынок. Поэтому оснований для оптимизма мало.
— Александр Иосифович, может, у вас больше оптимизма в связи с предпринятыми шагами по либерализации бизнес-среды в Беларуси?
— Если государство либерализирует бизнес-среду с точки зрения занятости, упрощения администрирования, то оно должно также либерализироать и налоговое законодательство – чтобы гражданин мог безбоязненно перейти в мозанятый бизнес.
То есть, совершенно логично в дальнейшем упрощать налоговое законодательство, касающееся упрощенной системе налогообложения и т. д. Но это оисходит. Сейчас на выходе находится проект ета на следующий год, а также Налоговый кодекс. И у меня складывается впечатление, что в лучшем случае все останется, как раньше. Логичных шагов по дальнейшей либерализации налоговой системы не наблюдается.
Получается, что у нас либерализационное законодательство действует отдельно, а правоприменительная практика – отдельно. Это не даст ожидаемого эффекта.
Да, на данном этапе у белорусских властей есть понимание, что надо менять отношение людей к бизнесу. Мы учим делать первые шаги в бизнесе, говорим, чтобы они не боялись приходить в бизнес.
Но есть очень большая проблема: отсутствие доверия к государственным институтам, к фискальным органам власти, местным органам власти в их отношении к частному бизнесу и, особенно это заметно, – в части экономических судов в судебной системе страны.
Несмотря на просьбы бизнес-союзов, нам так и не удалось сделать доступными решения экономических судов. А ведь мы пока еще не просим ничего реформировать. Мы лишь хотим, чтобы публиковались не только резолютивные части решений экономических судов, но и мотивировочные части. Для того, чтобы любой гражданин, интересующийся ситуаций, смог проанализировать ситуацию: сколько было судебных дел, сколько с участием госпредприятий и сколько – с участием частников, кто выиграл, кто проиграл. Например, по статистике С.– Петербурга количество дел, которые выигрывает предприниматели и у региональных налоговых органов, — больше половины. У нас – ничтожное количество.
— Эта информация недоступна даже вам — члену Совета по развитию предпринимательства?
— Да, к сожалению, мне тоже недоступна. Считаю, что это должна быть абсолютно открытая информация. Ничего не вижу секретного в ней. Тем более, что в таких странах, как Россия, Китай и т. д., все это давно публикуют.
— И вам не говорят, почему такая информация недоступна?
— Мне отвечают, что сделать прозрачной такую информацию — дорогое удовольствие. Спрашиваю: а нельзя ли было уменьшить Дворец правосудия ровно на треть (этого, думаю, хватило бы для реализации наших предложений)? Бизнес обошелся бы без одной трети Дворца правосудия, а вот без прозрачности работы экономических судов возникает большое недоверие работе этого государственного института.
— Вы задавали этот вопрос публично?
— Да. Вы тоже можете об этом написать. Может быть, стоило уменьшить Дворец правосудия, чтобы реализовать то, что мы просим и что считаем важным?
На фоне существующей правоприменительной практики в отношении частного бизнеса, невозможности добиться справедливости в экономических судах и т. д. у частного бизнеса растет пессимизм и недоверие к государственным институтам. Это как в банковской сфере вопрос доверия к национальной валюте. После девальвации доверие невозможно восстановить за один год. Но если Нацбанк во главе с Каллауром и вместе со всей командой системно, из года в год, выдерживает заявленные параметры денежно-кредитной политики, появляются элементы доверия к национальной валюте.
Возможно, в Беларуси нужно также разработать план повышения доверия к государственным институтам в сфере экономики? Это может быть программа, первоочередные шаги и т. д., через которые мы должны пройти, чтобы решить эту проблему.
Мы обсуждали эту тему с руководителями бизнес-союзов. Если мы говорим, что сейчас доля частного бизнеса в ВВП страны составляет около 30%, а нам нужно прийти, допустим, к 40% за какой-то срок, то совершенно естественно продумать шаги, как это сделать. Когда начинаешь анализировать, что нужно делать, то становится совершенно очевидным: без реализации законодательного права передать (продать) в частные руки неэффективную госсобственность, сделать это невозможно.
Нужно на законодательной основе обеспечить переток такой госсобственности в частный сектор. Знаю, что бизнес готов заплатить за какой-то неэффективный объект, но без права пересмотра сделки, без всяких дополнительных требований. То есть, если конъюнктура поменяется, то бизнесмен может хоть на 5 лет законсервировать здание, и никто к нему не сможет придраться. И только под эти условия возможен переток госсобственности. Но у нас не слушают тех людей, которые являются потенциальными покупателями. Сегодня государство действует исключительно как немудрый продавец, — не задумываясь о том, какую пользу виде налогов, занятости бизнес может сгенерировать в перспективе.
— На ваш взгляд, какой должна быть реформа собственности в Беларуси?
— В реформе собственности я вижу несколько составляющих. Коль политическая парадигма в белорусской экономике базируется на госсобственности, может быть, и не надо говорить, что это не здорово. В отношении «Беларуськалия», НПЗ, «Гродно Азот», «Могилевхимволокно» я не вижу ничего плохого в госсобственности.
Но есть масса более мелких предприятий на коммунальном и республиканском уровне, которые десятилетиями показывают убытки и поддерживаются за счет бюджета. Зачем они государству? Значит, государство должно, как минимум, улучшить свои бюджетные показатели через минимизацию издержек на поддержку таких предприятий – передать их возмездно или безвозмездно бизнесу. То есть, необходимо передать или продать на реально рыночных условиях бизнесу то, что есть откровенно тяготит государство.
Второе: на тех предприятиях, которые сейчас являются прибыльными, могут и готовы развиваться, необходимо наладить хорошо структурированную и отработанную мировой практикой методику корпоративного управления. Мы обсуждали эту тему на последнем заседании Совета по развитию предпринимательства. Прозвучало много скепсиса: ну хорошо, наладим эту методику, а кто пойдет независимым директором, — у нас физически нет таких специалистов. Но ведь они и не появятся. Сначала их нужно отобрать из грамотных экономистов, которые являются профессиональными людьми.
Третье. Создание равной конкурентной среды для частных компаний и госпредприятий. А для этого необходимо разделить функции государства как управленца предприятием и государства как бизнесмена. Вроде как все коллеги в госорганах это понимают, в последние два года об этом много говорили, но решения этого вопроса нет.
Четвертое важнейшее условие: необходимо, чтобы суды перестали подыгрывать государственным органам, фискальным органам, государственным предприятиям в спорах с частными компаниями. Чтобы суды перестали воспринимать проигрыш налоговой инспекции как свою антигосударственную деятельность. Чтобы они не ставили знак равенства: если фискальный орган проиграл частнику, то, значит, суд не доработал.
Если убрать эти четыре аспекта, то они разблокируют главное: проблему недоверия к экономическим государственным институтам. Я уверен: через эти шаги национальный бизнес увидит, что можно добавлять оптимизма, что здесь можно вкладывать деньги и развивать дело. А вслед за этим, уверен, появится больше интереса к Беларуси и у международных инвесторов.
— Александр Иосифович, а ведь ваша программа действий практически повторяет матрицу реформы госсобственности, подготовленную правительством Беларуси совместно с экспертами Всемирного банка на этапе переговоров с МФВ о новом кредите. Все это было готово. Но власть чего-то испугалась.
— Я это объясняю так: политическое руководство страны в принципе не настроено на то, чтобы изменить доминирующую роль госсектора в экономической системе Беларуси. А отсутствие приватизации – это следствие реализации этого принципа.
— Но в подготовленной концепции о приватизации речь и не шла.
— Очевидно, экономическая политика руководства страны основывается на том, что все предприятия имеют право на жизнь. И это – политическая парадигма в экономике. Она не предусматривают отбраковки даже неэффективных госпредприятий. Отсюда и невозможность банкротства таковых.
Если в Беларуси сформируется эффективный частный сектор (за 5 лет он, конечно же, не сформируется — за это время могут быть заложены только основы, а вот за 10 лет он может быть сформирован), то вслед за этим однозначно придет осознание необходимости развивать местное самоуправление, встанет вопрос о передаче больше прав и полномочий местным органам власти. Возможно, тогда что-то поменяется.
— Пока это кажется слишком далекой перспективой. Пока же белорусское руководство заимствует дорогие деньги и избегает реформ. Получается: пока есть такие возможности заимствований, есть российская финансовая поддержка, можно плыть по течению…
— В краткосрочной перспективе, все так. Но это — 1-3 года. В чем гарантия от наших с Россией взаимных обид?
— Вопрос риторический?
— Общаться с Россией можно долго. Каждый год повестка может уточняться, есть опыт общения. Методом проб и ошибок стало понятно, на что можно давить в переговорном процессе, а на что — нет. Но, полагаю, стратегическая напряженность в наших экономических отношениях с РФ будет нарастать, а медийная составляющая будет скрыта. Но по накалу напряженность в отношениях двух стран будет плавно увеличиваться.
— Почему?
— Насколько я знаю, позиция российского руководства в отношении Беларуси строится на таком походе: Россия дает Беларуси то, что ей надо, а Беларусь не дает взамен того, что нужно России. А отсюда жесткость подхода к экономической составляющей как рычаге влияния на Беларусь будет увеличиваться – конечно, не по нашей инициативе и не по нашему желанию.
Об этом — в интервью председателя Республиканского общественного объединения «Белорусская научно-промышленная ассоциация», члена Совета по развитию предпринимательства в Беларуси Александра Швеца обозревателю БЕЛРЫНКА.
— Сейчас у экономического руководства страны появилась иллюзия, что белорусская экономика начала развиваться более-менее сбалансировано. Но это не так: малейший стресс может буквально разбалансировать экономику.
— Недавно первый заместитель министра финансов Беларуси Максим Ермолович озвучил параметры госдолга как ориентира экономической безопасности страны. Речь идет об уровне госдолга к ВВП на уровне 45%. Сейчас внешний и внутренний госдолг составляет 40%, в ближайшее время он приблизиться к 43%. Считаю, что долговые риски у нас очень существенные. И сравнивать наш госдолг с другими странами некорректно – там совсем другие возможности, структура долгов. С моей точки зрения, мы уже вышли за безопасную грань.
— Но некоторые эксперты говорят, что сейчас белорусская экономика демонстрирует здоровый рост. По данным Минпрома, за 9 месяцев 2017 года общий рост экспорта машиностроения вырос на 25%, при этом динамика роста на российский рынок – основной рынок, составляет практически 50%.
— Но давайте посмотрим долю машиностроения, например, во всем «пироге». Она не так значительна. К тому же, все зависит от того, как взглянуть на белорусское машиностроение. На недавнем совещании у президента с послами, когда зашла речь, в частности, о МТЗ, называлась цифра — более 120% роста. Но вслед за этим представитель Белстата уточнил, что физический рост экспорта МТЗ составил около 101%. Если рост обусловлен ценовой конъюнктурой – здесь Бог нам помог, а поштучный рост – это то, чего мы сами добились. Так что на самом деле прогресс спорный.
Главная проблема нашего машиностроения – невмонтированность в международные распределение промышленно-производственных и торговых цепочек. Мы запаздываем с интеграцией в мировой рынок. Поэтому оснований для оптимизма мало.
— Александр Иосифович, может, у вас больше оптимизма в связи с предпринятыми шагами по либерализации бизнес-среды в Беларуси?
— Если государство либерализирует бизнес-среду с точки зрения занятости, упрощения администрирования, то оно должно также либерализироать и налоговое законодательство – чтобы гражданин мог безбоязненно перейти в мозанятый бизнес.
То есть, совершенно логично в дальнейшем упрощать налоговое законодательство, касающееся упрощенной системе налогообложения и т. д. Но это оисходит. Сейчас на выходе находится проект ета на следующий год, а также Налоговый кодекс. И у меня складывается впечатление, что в лучшем случае все останется, как раньше. Логичных шагов по дальнейшей либерализации налоговой системы не наблюдается.
Получается, что у нас либерализационное законодательство действует отдельно, а правоприменительная практика – отдельно. Это не даст ожидаемого эффекта.
Да, на данном этапе у белорусских властей есть понимание, что надо менять отношение людей к бизнесу. Мы учим делать первые шаги в бизнесе, говорим, чтобы они не боялись приходить в бизнес.
Но есть очень большая проблема: отсутствие доверия к государственным институтам, к фискальным органам власти, местным органам власти в их отношении к частному бизнесу и, особенно это заметно, – в части экономических судов в судебной системе страны.
Несмотря на просьбы бизнес-союзов, нам так и не удалось сделать доступными решения экономических судов. А ведь мы пока еще не просим ничего реформировать. Мы лишь хотим, чтобы публиковались не только резолютивные части решений экономических судов, но и мотивировочные части. Для того, чтобы любой гражданин, интересующийся ситуаций, смог проанализировать ситуацию: сколько было судебных дел, сколько с участием госпредприятий и сколько – с участием частников, кто выиграл, кто проиграл. Например, по статистике С.– Петербурга количество дел, которые выигрывает предприниматели и у региональных налоговых органов, — больше половины. У нас – ничтожное количество.
— Эта информация недоступна даже вам — члену Совета по развитию предпринимательства?
— Да, к сожалению, мне тоже недоступна. Считаю, что это должна быть абсолютно открытая информация. Ничего не вижу секретного в ней. Тем более, что в таких странах, как Россия, Китай и т. д., все это давно публикуют.
— И вам не говорят, почему такая информация недоступна?
— Мне отвечают, что сделать прозрачной такую информацию — дорогое удовольствие. Спрашиваю: а нельзя ли было уменьшить Дворец правосудия ровно на треть (этого, думаю, хватило бы для реализации наших предложений)? Бизнес обошелся бы без одной трети Дворца правосудия, а вот без прозрачности работы экономических судов возникает большое недоверие работе этого государственного института.
— Вы задавали этот вопрос публично?
— Да. Вы тоже можете об этом написать. Может быть, стоило уменьшить Дворец правосудия, чтобы реализовать то, что мы просим и что считаем важным?
На фоне существующей правоприменительной практики в отношении частного бизнеса, невозможности добиться справедливости в экономических судах и т. д. у частного бизнеса растет пессимизм и недоверие к государственным институтам. Это как в банковской сфере вопрос доверия к национальной валюте. После девальвации доверие невозможно восстановить за один год. Но если Нацбанк во главе с Каллауром и вместе со всей командой системно, из года в год, выдерживает заявленные параметры денежно-кредитной политики, появляются элементы доверия к национальной валюте.
Возможно, в Беларуси нужно также разработать план повышения доверия к государственным институтам в сфере экономики? Это может быть программа, первоочередные шаги и т. д., через которые мы должны пройти, чтобы решить эту проблему.
Мы обсуждали эту тему с руководителями бизнес-союзов. Если мы говорим, что сейчас доля частного бизнеса в ВВП страны составляет около 30%, а нам нужно прийти, допустим, к 40% за какой-то срок, то совершенно естественно продумать шаги, как это сделать. Когда начинаешь анализировать, что нужно делать, то становится совершенно очевидным: без реализации законодательного права передать (продать) в частные руки неэффективную госсобственность, сделать это невозможно.
Нужно на законодательной основе обеспечить переток такой госсобственности в частный сектор. Знаю, что бизнес готов заплатить за какой-то неэффективный объект, но без права пересмотра сделки, без всяких дополнительных требований. То есть, если конъюнктура поменяется, то бизнесмен может хоть на 5 лет законсервировать здание, и никто к нему не сможет придраться. И только под эти условия возможен переток госсобственности. Но у нас не слушают тех людей, которые являются потенциальными покупателями. Сегодня государство действует исключительно как немудрый продавец, — не задумываясь о том, какую пользу виде налогов, занятости бизнес может сгенерировать в перспективе.
— На ваш взгляд, какой должна быть реформа собственности в Беларуси?
— В реформе собственности я вижу несколько составляющих. Коль политическая парадигма в белорусской экономике базируется на госсобственности, может быть, и не надо говорить, что это не здорово. В отношении «Беларуськалия», НПЗ, «Гродно Азот», «Могилевхимволокно» я не вижу ничего плохого в госсобственности.
Но есть масса более мелких предприятий на коммунальном и республиканском уровне, которые десятилетиями показывают убытки и поддерживаются за счет бюджета. Зачем они государству? Значит, государство должно, как минимум, улучшить свои бюджетные показатели через минимизацию издержек на поддержку таких предприятий – передать их возмездно или безвозмездно бизнесу. То есть, необходимо передать или продать на реально рыночных условиях бизнесу то, что есть откровенно тяготит государство.
Второе: на тех предприятиях, которые сейчас являются прибыльными, могут и готовы развиваться, необходимо наладить хорошо структурированную и отработанную мировой практикой методику корпоративного управления. Мы обсуждали эту тему на последнем заседании Совета по развитию предпринимательства. Прозвучало много скепсиса: ну хорошо, наладим эту методику, а кто пойдет независимым директором, — у нас физически нет таких специалистов. Но ведь они и не появятся. Сначала их нужно отобрать из грамотных экономистов, которые являются профессиональными людьми.
Третье. Создание равной конкурентной среды для частных компаний и госпредприятий. А для этого необходимо разделить функции государства как управленца предприятием и государства как бизнесмена. Вроде как все коллеги в госорганах это понимают, в последние два года об этом много говорили, но решения этого вопроса нет.
Четвертое важнейшее условие: необходимо, чтобы суды перестали подыгрывать государственным органам, фискальным органам, государственным предприятиям в спорах с частными компаниями. Чтобы суды перестали воспринимать проигрыш налоговой инспекции как свою антигосударственную деятельность. Чтобы они не ставили знак равенства: если фискальный орган проиграл частнику, то, значит, суд не доработал.
Если убрать эти четыре аспекта, то они разблокируют главное: проблему недоверия к экономическим государственным институтам. Я уверен: через эти шаги национальный бизнес увидит, что можно добавлять оптимизма, что здесь можно вкладывать деньги и развивать дело. А вслед за этим, уверен, появится больше интереса к Беларуси и у международных инвесторов.
— Александр Иосифович, а ведь ваша программа действий практически повторяет матрицу реформы госсобственности, подготовленную правительством Беларуси совместно с экспертами Всемирного банка на этапе переговоров с МФВ о новом кредите. Все это было готово. Но власть чего-то испугалась.
— Я это объясняю так: политическое руководство страны в принципе не настроено на то, чтобы изменить доминирующую роль госсектора в экономической системе Беларуси. А отсутствие приватизации – это следствие реализации этого принципа.
— Но в подготовленной концепции о приватизации речь и не шла.
— Очевидно, экономическая политика руководства страны основывается на том, что все предприятия имеют право на жизнь. И это – политическая парадигма в экономике. Она не предусматривают отбраковки даже неэффективных госпредприятий. Отсюда и невозможность банкротства таковых.
Если в Беларуси сформируется эффективный частный сектор (за 5 лет он, конечно же, не сформируется — за это время могут быть заложены только основы, а вот за 10 лет он может быть сформирован), то вслед за этим однозначно придет осознание необходимости развивать местное самоуправление, встанет вопрос о передаче больше прав и полномочий местным органам власти. Возможно, тогда что-то поменяется.
— Пока это кажется слишком далекой перспективой. Пока же белорусское руководство заимствует дорогие деньги и избегает реформ. Получается: пока есть такие возможности заимствований, есть российская финансовая поддержка, можно плыть по течению…
— В краткосрочной перспективе, все так. Но это — 1-3 года. В чем гарантия от наших с Россией взаимных обид?
— Вопрос риторический?
— Общаться с Россией можно долго. Каждый год повестка может уточняться, есть опыт общения. Методом проб и ошибок стало понятно, на что можно давить в переговорном процессе, а на что — нет. Но, полагаю, стратегическая напряженность в наших экономических отношениях с РФ будет нарастать, а медийная составляющая будет скрыта. Но по накалу напряженность в отношениях двух стран будет плавно увеличиваться.
— Почему?
— Насколько я знаю, позиция российского руководства в отношении Беларуси строится на таком походе: Россия дает Беларуси то, что ей надо, а Беларусь не дает взамен того, что нужно России. А отсюда жесткость подхода к экономической составляющей как рычаге влияния на Беларусь будет увеличиваться – конечно, не по нашей инициативе и не по нашему желанию.