Милинкевич: В оппозиции долгое время считалось, что для победы надо получить ярлык в Москве
В последней передаче серии «Кандидаты президентских наук» кандидат в президенты в 2006 году Александр Милинкевич рассказал, почему он не повел людей «гулять по городу» в день голосования, как он относится к прагматизму команды Короткевич и почему не захотел становиться кандидатом в президенты на этих выборах.
11 октября в Беларуси пройдут пятые в истории страны президентские выборы. Свобода провела цикл интервью с бывшими кандидатами в президенты Беларуси. Всех когда-либо зарегистрированных кандидатов спрашивали, что они сейчас говорят о своем участии в выборах, что думают о нынешней кампании и каким путем, по их мнению, в Беларусь придут перемены. На выборах 2006 года единый кандидат от оппозиции Александр Милинкевич набрал, по официальным данным, 6 процентов голосов.
«Шли борьба двух течений — самостоятельной стратегии и московской стратегии»
— Выборы 2006-го года стали ярким свидетельством того необычного для сегодняшней политики факта, что белорусская оппозиция все же способна объединиться. На фоне того, что произошло на выборах 2010 и 2015, как выглядит историческое значение того, что демократические силы выступили единым фронтом в 2006 году?
— Безусловно, есть некая ностальгия, и возможно, что-то я идеализирую. Но это были выборы, которые мы назвали «революцией духа». Свыше 5 тысяч участников нашей компании поверили, что можно отстоять достоинство. Не шла речь о том, что мы легко победим режим — ведь это был пик белорусской экономики.
После выборов было две хорошие вещи — люди не чувствовали себя психологически сломанными и очень важен был имидж в белорусском обществе и в Европе. После выборов нам в Европе говорили: «Теперь мы не будем спрашивать, хотите ли вы демократии, свободы и возвращения в Европу. Мы видим, что вы хотите — особенно молодежь».
— Вас на роль единого кандидата выдвинул Конгресс демократических сил. Но перед самыми выборами появилось лицо второго демократического кандидата — Александра Козулина. Как вы восприняли его появление, возможно ли было сделать что-нибудь против этого?
— В белорусской оппозиции долгое время господствовало мнение: чтобы победить режим, надо получить ярлык в Москве. Я не говорю, что те люди, искавшие там поддержки, — это российские агенты, но была такая традиция. Вот и Владимир Гончарик в интервью вам говорил, что Москва обещала его поддержать, но потом передумала. То же самое говорил и Козулин, заявлял, что у него есть поддержка Москвы. Это такая наша немного византийская традиция.
Россия, конечно, была не удовлетворена нашим Конгрессом, поскольку на нем победили проевропейские национально-демократические силы. И шла борьба двух течений — самостоятельной стратегии и московской стратегии. У нас были разные позиции, подходы к Площади — я был за Площадь, а штаб Козулина против. Но мы более-менее пытались сохранить единство.
«Своей заслугой я считаю то, что мы не повели людей гулять по городу»
— Думаю, как раз вопрос о Площади вам задают чаще всего. Точнее, не собственно о Площади, а о том, что в день выборов, когда люди собрались на Октябрьской площади, им предложили пойти на площадь Победы и возложить цветы. Кто-то иронизирует на этот счет, кто-то считает мудрым решением. Сейчас, с высоты того, что произошло 19 декабря 2010 года, как вы относитесь к Площади в 2006-м?
— Я считаю, что Площадь была необходима, и слава Богу, что она получилась мирной. Нам удалось предотвратить очень серьезные провокации, которые могли окончиться еще хуже, чем в 2010 году. Ведь снайперы были на крышах. Своей заслугой я считаю то, что мы не повели людей гулять по городу. Ведь не те были силы, не было у нас слишком много людей. Мы надеялись на то, что если мы выйдем на площадь, то остановятся заводы, остановятся университеты — мы работали над этим. В первый день мы считали, что палаточный городок надо ставить в парке Горького, и к этому готовились. Мы думали, что нас не пустят на Октябрьскую. Молодежь организовала Площадь на второй день.
Знаете, продержать людей, пришедших на митинг, без палаток до утра… Я боялся, что тогда они не придут на следующий день. У нас не получилось, чтобы процесс пошел по нарастающей — общество до конца не откликнулось.
Что касается цветов на площади Победы, то это была не наша идея. Александр Козулин предложил это, и думаю, он это всегда подтвердит.
«Многоголовый дракон оппозиции как-то ослаб на сегодня»
— После выборов вы были единственным лидером демократических сил. Но уже спустя год эту «вывеску» с вас сняли общим решением многих политических сил. С одной стороны, это пример того, как оппозиция «пожирает» своих лидеров. С другой, вам приписывают, что после выборов вы не предложили ясной стратегии, вели себя пассивно — поэтому вас и «сняли».
— Нет идеальных людей, и наверное, я не был идеальным лидером. Я пытался вести командную игру. Уже в начале 2007 года появились голоса, мол, теперь мы все должны быть лидерами. На том конгрессе я говорил, что Милинкевич или нет, — но должен быть единый лидер. Ведь Польша бы не победила, если бы не поставили на Валенсу. Он не был профессором, однако вокруг него были профессора. Но человек, который представляет общее мнение и на которое соглашаются работать, — это очень важно. Беларусь это упустила, и время показало, что то была ошибка. Многоголовый дракон оппозиции как-то ослаб на сегодня.
Второе, самое важное, — когда не веришь в большой успех. На выборах 2010 года и сейчас не нашлось общих целей. Сильные быстрее объединяются. А сейчас преобладают локальные и мелкие цели: раскрутить свою структуру и так далее — я считаю, это проявлением безответственности. Объединение — это мобилизация общества, вера в то, что мы что-то можем. Для меня самое главное — первый день после выборов. Станет общество более смелым, уверенным? Боюсь, что нет.
— В одном из своих недавних интервью Владимир Некляев рассказал, как шли переговоры по поводу единого кандидата на этих выборах: «Милинкевич согласился, а спустя несколько дней отказался. По какой причине, не знаю. И не спрашивал, потому что какая разница?» Почему вы не захотели стать единым кандидатом? Сейчас этот процесс раздробленности достиг некоего апогея. Почему это происходит — из-за каких-то личных амбиций или есть объективные причины: при малых шансах на успех люди и не объединяются?
— У меня не было личных амбиций стать еще раз кандидатом, «дважды героем». Я готов был быть единым кандидатом, но только в том случае, если будет истинное объединение. И в тот момент, когда стало понятно, что никакого объединения не произойдет — я не увидел никакого смысла идти в кампанию. Честно скажу, у всей оппозиции на сегодня хватит сил и ресурсов на то, чтобы сделать всем вместе только одну хорошую кампанию.
Движение «За свободу» приняло тогда простое решение — если нет единого, то мы просто игнорируем политическую часть этих выборов.
Если это новое течение более прагматичное, проходит во власть, становится «системной оппозицией» — я только "за"
— Как вы оцениваете кампанию и фигуру Татьяны Короткевич? Если с «выборами» все ясно, и человек работает на свое политическое будущее — что в этом плохого?
— Татьяна Короткевич — симпатичный, умный человек, я полагаю, перспективный политик. Но я думаю о другом. Сейчас власть пытается «сделать» демократизацию. И я не хотел бы, чтобы это был театр, управляемая демократизация. Даже если кто-то из оппозиции попадет в следующий парламент (что было бы хорошо) — важно, чтобы этот человек честно выиграл выборы, а не по договоренности. Ведь если честно проходишь — тогда ты можешь говорить, что нужно. А не то, что от тебя ожидает власть, «позволившая» тебе пройти. Поэтому я предупреждаю коллег по оппозиции — нельзя перейти некую черту нравственности.
— Сейчас много пишут о новых подходах в оппозиционной политике, отождествляемых с нынешним руководством кампании «Говори правду» — в большей степени ориентированные на результат, более практичные. Что важнее в политике — некие достижения или очередная моральная победа?
— Если это новое течение, более прагматичное, проходит во власть, становится «системной оппозицией» — я только за. Но надо, чтобы это был независимо избранный парламент, а не так, чтобы власть сверху «разрешила» туда пройти. Перемены начнутся не в результате договоренностей с властью, а благодаря наличию демократически настроенных людей, которые заставят власть идти на перемены.
— Как «Движение за свободу» призывает своих сторонников относиться к этим президентским выборам?
— Мы не говорим людям, что им делать, это выбор каждого человека. Мы говорим, что мы не видим смысла в выборах, потому что нет объединения оппозиции, она не выглядит реальной альтернативой. Поэтому мы игнорируем эти выборы, я тоже на них не пойду.
— В какой форме могут прийти перемены в Беларусь?
— Александр Лукшаэнка имел большой кредит доверия, как только его избрали, он мог проводить любые реформы. Он этого не сделал, он консервировал систему, выработавшую свой ресурс. К сожалению, во власти преобладают силы, которые боятся реформ. Я опасаюсь, что если они доведут экономику до коллапса, этим обвалом воспользуется Москва. И наш голос будет не очень сильно звучать — я боюсь потери независимости по экономическим причинам. Важно также, чтобы отношение к власти как к авторитарной не портило в сильной степени отношений с Европой, чтобы была возможность экономической помощи, без которой не провести реформы. Хотелось бы, чтобы во власти победили те силы, которые понимают, что без реформ и стратегии развития у нас нет перспектив.
11 октября в Беларуси пройдут пятые в истории страны президентские выборы. Свобода провела цикл интервью с бывшими кандидатами в президенты Беларуси. Всех когда-либо зарегистрированных кандидатов спрашивали, что они сейчас говорят о своем участии в выборах, что думают о нынешней кампании и каким путем, по их мнению, в Беларусь придут перемены. На выборах 2006 года единый кандидат от оппозиции Александр Милинкевич набрал, по официальным данным, 6 процентов голосов.
«Шли борьба двух течений — самостоятельной стратегии и московской стратегии»
— Выборы 2006-го года стали ярким свидетельством того необычного для сегодняшней политики факта, что белорусская оппозиция все же способна объединиться. На фоне того, что произошло на выборах 2010 и 2015, как выглядит историческое значение того, что демократические силы выступили единым фронтом в 2006 году?
— Безусловно, есть некая ностальгия, и возможно, что-то я идеализирую. Но это были выборы, которые мы назвали «революцией духа». Свыше 5 тысяч участников нашей компании поверили, что можно отстоять достоинство. Не шла речь о том, что мы легко победим режим — ведь это был пик белорусской экономики.
После выборов было две хорошие вещи — люди не чувствовали себя психологически сломанными и очень важен был имидж в белорусском обществе и в Европе. После выборов нам в Европе говорили: «Теперь мы не будем спрашивать, хотите ли вы демократии, свободы и возвращения в Европу. Мы видим, что вы хотите — особенно молодежь».
— Вас на роль единого кандидата выдвинул Конгресс демократических сил. Но перед самыми выборами появилось лицо второго демократического кандидата — Александра Козулина. Как вы восприняли его появление, возможно ли было сделать что-нибудь против этого?
— В белорусской оппозиции долгое время господствовало мнение: чтобы победить режим, надо получить ярлык в Москве. Я не говорю, что те люди, искавшие там поддержки, — это российские агенты, но была такая традиция. Вот и Владимир Гончарик в интервью вам говорил, что Москва обещала его поддержать, но потом передумала. То же самое говорил и Козулин, заявлял, что у него есть поддержка Москвы. Это такая наша немного византийская традиция.
Россия, конечно, была не удовлетворена нашим Конгрессом, поскольку на нем победили проевропейские национально-демократические силы. И шла борьба двух течений — самостоятельной стратегии и московской стратегии. У нас были разные позиции, подходы к Площади — я был за Площадь, а штаб Козулина против. Но мы более-менее пытались сохранить единство.
«Своей заслугой я считаю то, что мы не повели людей гулять по городу»
— Думаю, как раз вопрос о Площади вам задают чаще всего. Точнее, не собственно о Площади, а о том, что в день выборов, когда люди собрались на Октябрьской площади, им предложили пойти на площадь Победы и возложить цветы. Кто-то иронизирует на этот счет, кто-то считает мудрым решением. Сейчас, с высоты того, что произошло 19 декабря 2010 года, как вы относитесь к Площади в 2006-м?
— Я считаю, что Площадь была необходима, и слава Богу, что она получилась мирной. Нам удалось предотвратить очень серьезные провокации, которые могли окончиться еще хуже, чем в 2010 году. Ведь снайперы были на крышах. Своей заслугой я считаю то, что мы не повели людей гулять по городу. Ведь не те были силы, не было у нас слишком много людей. Мы надеялись на то, что если мы выйдем на площадь, то остановятся заводы, остановятся университеты — мы работали над этим. В первый день мы считали, что палаточный городок надо ставить в парке Горького, и к этому готовились. Мы думали, что нас не пустят на Октябрьскую. Молодежь организовала Площадь на второй день.
Знаете, продержать людей, пришедших на митинг, без палаток до утра… Я боялся, что тогда они не придут на следующий день. У нас не получилось, чтобы процесс пошел по нарастающей — общество до конца не откликнулось.
Что касается цветов на площади Победы, то это была не наша идея. Александр Козулин предложил это, и думаю, он это всегда подтвердит.
«Многоголовый дракон оппозиции как-то ослаб на сегодня»
— После выборов вы были единственным лидером демократических сил. Но уже спустя год эту «вывеску» с вас сняли общим решением многих политических сил. С одной стороны, это пример того, как оппозиция «пожирает» своих лидеров. С другой, вам приписывают, что после выборов вы не предложили ясной стратегии, вели себя пассивно — поэтому вас и «сняли».
— Нет идеальных людей, и наверное, я не был идеальным лидером. Я пытался вести командную игру. Уже в начале 2007 года появились голоса, мол, теперь мы все должны быть лидерами. На том конгрессе я говорил, что Милинкевич или нет, — но должен быть единый лидер. Ведь Польша бы не победила, если бы не поставили на Валенсу. Он не был профессором, однако вокруг него были профессора. Но человек, который представляет общее мнение и на которое соглашаются работать, — это очень важно. Беларусь это упустила, и время показало, что то была ошибка. Многоголовый дракон оппозиции как-то ослаб на сегодня.
Второе, самое важное, — когда не веришь в большой успех. На выборах 2010 года и сейчас не нашлось общих целей. Сильные быстрее объединяются. А сейчас преобладают локальные и мелкие цели: раскрутить свою структуру и так далее — я считаю, это проявлением безответственности. Объединение — это мобилизация общества, вера в то, что мы что-то можем. Для меня самое главное — первый день после выборов. Станет общество более смелым, уверенным? Боюсь, что нет.
— В одном из своих недавних интервью Владимир Некляев рассказал, как шли переговоры по поводу единого кандидата на этих выборах: «Милинкевич согласился, а спустя несколько дней отказался. По какой причине, не знаю. И не спрашивал, потому что какая разница?» Почему вы не захотели стать единым кандидатом? Сейчас этот процесс раздробленности достиг некоего апогея. Почему это происходит — из-за каких-то личных амбиций или есть объективные причины: при малых шансах на успех люди и не объединяются?
— У меня не было личных амбиций стать еще раз кандидатом, «дважды героем». Я готов был быть единым кандидатом, но только в том случае, если будет истинное объединение. И в тот момент, когда стало понятно, что никакого объединения не произойдет — я не увидел никакого смысла идти в кампанию. Честно скажу, у всей оппозиции на сегодня хватит сил и ресурсов на то, чтобы сделать всем вместе только одну хорошую кампанию.
Движение «За свободу» приняло тогда простое решение — если нет единого, то мы просто игнорируем политическую часть этих выборов.
Если это новое течение более прагматичное, проходит во власть, становится «системной оппозицией» — я только "за"
— Как вы оцениваете кампанию и фигуру Татьяны Короткевич? Если с «выборами» все ясно, и человек работает на свое политическое будущее — что в этом плохого?
— Татьяна Короткевич — симпатичный, умный человек, я полагаю, перспективный политик. Но я думаю о другом. Сейчас власть пытается «сделать» демократизацию. И я не хотел бы, чтобы это был театр, управляемая демократизация. Даже если кто-то из оппозиции попадет в следующий парламент (что было бы хорошо) — важно, чтобы этот человек честно выиграл выборы, а не по договоренности. Ведь если честно проходишь — тогда ты можешь говорить, что нужно. А не то, что от тебя ожидает власть, «позволившая» тебе пройти. Поэтому я предупреждаю коллег по оппозиции — нельзя перейти некую черту нравственности.
— Сейчас много пишут о новых подходах в оппозиционной политике, отождествляемых с нынешним руководством кампании «Говори правду» — в большей степени ориентированные на результат, более практичные. Что важнее в политике — некие достижения или очередная моральная победа?
— Если это новое течение, более прагматичное, проходит во власть, становится «системной оппозицией» — я только за. Но надо, чтобы это был независимо избранный парламент, а не так, чтобы власть сверху «разрешила» туда пройти. Перемены начнутся не в результате договоренностей с властью, а благодаря наличию демократически настроенных людей, которые заставят власть идти на перемены.
— Как «Движение за свободу» призывает своих сторонников относиться к этим президентским выборам?
— Мы не говорим людям, что им делать, это выбор каждого человека. Мы говорим, что мы не видим смысла в выборах, потому что нет объединения оппозиции, она не выглядит реальной альтернативой. Поэтому мы игнорируем эти выборы, я тоже на них не пойду.
— В какой форме могут прийти перемены в Беларусь?
— Александр Лукшаэнка имел большой кредит доверия, как только его избрали, он мог проводить любые реформы. Он этого не сделал, он консервировал систему, выработавшую свой ресурс. К сожалению, во власти преобладают силы, которые боятся реформ. Я опасаюсь, что если они доведут экономику до коллапса, этим обвалом воспользуется Москва. И наш голос будет не очень сильно звучать — я боюсь потери независимости по экономическим причинам. Важно также, чтобы отношение к власти как к авторитарной не портило в сильной степени отношений с Европой, чтобы была возможность экономической помощи, без которой не провести реформы. Хотелось бы, чтобы во власти победили те силы, которые понимают, что без реформ и стратегии развития у нас нет перспектив.