Репортаж из Дебальцево: “Скоро мертвых есть начнем“

Второй месяц обстреливаемое Дебальцево живет без связи, света и воды. У горсовета организованы эвакуационный пункт и раздача хлеба. Но местные думают, что здесь их ждут пытки и расстрел.

Автобус украинских эмчээсовцев проскакивает к центру Дебальцева в тишине. Примерно 10 утра на часах. Тишина длится с рассвета, и совсем скоро должно начаться. Автобус подъезжает к главному эвакуационному пункту у горсовета, где уже собрались полторы сотни человек. И стоим небольшой группой мы, журналисты. Уже громыхнуло в окрестностях. Люди начинают быстро пробиваться внутрь салона.

— Не поместимся все! — орет пожилой мужчина.

— Оставайся, не мешай! — его пихает женщина с ребенком.

Снова просвистело и разорвалось. Из-за угла показался второй автобус. Люди отхлынули от первого автобуса и приготовились штурмовать этот второй.

— Господи, а если всех накроет?

— Лучше бойся того, куда нас везут...

— Так в Артемовск, говорят.

— А что там, в Артемовске-то, ты знаешь? Выпустят там кишки, и все.

— Быстро, быстро давайте!

Сообщения российского телевидения о том, что военные не выпускают из Дебальцева гражданских, — ложь. Два главных эвакуационных пункта в Дебальцеве на сегодня — горисполком и ж/д-управление. Спасатели вывозят людей на автобусах несколько раз в день, пытаясь вклиниться в короткие интервалы между обстрелами.

На днях не успели — снаряд прилетел к горсовету и разорвался вблизи автобуса, пострадали несколько человек и водитель. В самом здании теперь дыра.

Уезжать надо как можно скорее. А тем, кто не поместился, — уходить в укрытие. В автобусы не помещаются человек пятнадцать, они остаются на пункте — ждать следующего. С пакетами и китайскими сумками, никуда не уходят. Дед со взрослым внуком лет 18 просит закурить. Спрашивает, когда следующий автобус. Я не знаю. Спрашивает, кто знает. Говорю, что, наверное, мэр — он где-то здесь. "А как он выглядит?" — "Я не знаю" — "А что ты знаешь?" — "Что надо уходить отсюда, пока не приехал автобус" — "Это ***" — "А что не ***?" — "Много чего, сынок. Главное — уехать надо. Знаешь, как еще можно?". Но я не знаю, не знаю! "А это не мэр?" Опять грохочет. "Это от нас или к нам?" — "От нас это, а дальше — к нам. Так мэр?" Внук говорит: "Кажется мэр, деда". — "Будет еще автобус или нет, эй?" Но высокий человек с папкой уже зашел в здание горсовета.
Люди остались ждать у посеченных осколками елок перед горсоветом, куски веток вперемешку со стеклом и кирпичной крошкой на асфальте. На газоне — воронка, разрушенный кирпичный дом и, кажется, магазин, не разобрать теперь. На крыльце горсовета засохшие пятна крови. Протяжно свистит и падает где-то уже недалеко.

— Люди, что вы стоите, не слышите, что ли? Заходите внутрь! — военные на крыльце машут стоящим на улице.

— Командиры, твою мать, — отвечают военным.

— Да как хотите!

Но толпа все же быстро втягивается в здание.

Фото: Сергей Полежака

Затишье для Дебальцева — это утренние часы, примерно с 7 до 11. Затишье — это не тишина. Это продолжительные интервалы между "исходящими" и "входящими" — минут 15 или даже полчаса.

Украинские военные обстреливают позиции сепаратистов, укрепившихся в Углегорске, Фащовке и Никишине, к югу от Дебальцева. Сепаратисты отвечают сначала со стороны Углегорска, а затем уже отовсюду — мины залетают и на окраины, и в город. С 11 слышны "грады" и тяжелые пушки.

Снаряды приземляются повсюду и безо всякой логики. Грохот летающих туда-сюда снарядов не умолкает уже ни на минуту. Город простреливается полностью.

Фото: Сергей Полежака

От девятиэтажек на Емченко, 1, — они выстроены буквой "П" — до эвакопункта у горсовета нужно пройти около 300 метров. Но для многих это расстояние оказывается непреодолимым. Безо всяких условий люди обитают в трех подвалах — по каждому на корпус. И, оказываясь на поверхности, не отходят дальше 10 метров от входов. Здесь нет никакой связи, и из слухов рождаются самые кошмарные новости. Люди не могут знать, что происходит в мире, в Артемовске, "на горсовете" и в соседнем подвале. Здесь остались самые "тяжелые" — инвалиды, старики, бродяги и несколько детей. Люди собирают для питья сточную воду. Рядом со входом в подвал разведен костер. Тучная женщина с опухшим лицом мешает на костре похлебку коричневого цвета. Всего у подвала человек семь.

— Вам надо эвакуироваться в Артемовск, — начинаем объяснять мы.

— Артемовск горит, там война хуже здешней, — отвечает женщина.

— А как, браток? — вмешивается мужчина с грязным лицом. — На Изюме всех разворачивают, никого не пускают, от Изюма — мертвая зона!

— В Изюме и Артемовске мирно, — говорю.

— Да какой! — кричит мужик. — Тут у горисполкома всех расстреливают!

— Да что за ***! — срываюсь я. — Там эвакуация, людей вывозят из города.

— Ну вывозят, а потом расстреливают!

Ребенок рисует на маленьком столике фломастером деревья, похожие на забор. У меня снова спрашивают закурить.

— На сколько вам хватит еды?

— Да дня на два хватит, — говорит женщина. — Потом не знаю. Уже неделю на похлебке сидим.

— Потом мертвых есть начнем, — говорит мужик с грязным лицом.

Идем в соседний подвал. У входа на доске неподвижно сидят две совсем старые женщины, лет по 80. На нас лает собака. Старшая по подвалу Антонина, лет 50, проводит в подвал. Так же холодно, как и снаружи, но еще и влажно. Темнота, пахнет гнилью. И еще кое-чем — в туалет ходят здесь же, в маленький отсек два на два метра. Сдвинутые вместе кровати и диваны стоят на земляном полу. Антонина говорит, что не может выехать, потому что у нее неходячие мать и свекровь. Выясняется, что это те старушки на доске. Антонина просит помочь с транспортом. Я предлагаю доехать до эвакопункта на нашей машине, но Антонина, немного подумав, почему-то отказывается. Начинает плакать, просит — "лучше привезите лекарств". Поднимаемся наверх, навстречу нам торопится полненькая женщина, кричит, что нужен инсулин. Обещаю передать волонтерам. Антонина записывает и передает мне адрес. Если вдруг ее не будет, просить оставить лекарства Сергею, вон тому парню в пуховике. Но Сергей говорит, что завтра пойдет на эвакуацию. Антонина снова плачет: "С кем мы теперь останемся?!"

Наконец кто-то кричит, чтобы мы уходили.

— Телевидение приедет, а потом начинают по нам стрелять! Это вам специально для картинки, мы знаем!

Фото: Павел Каныгин / "Новая"

Убитых и раненых, гражданских и военных свозят в Артемовск. Военный госпиталь делит одно здание с клиникой для гражданских. Раненых подвозят волонтеры на собственных же машинах, переоборудованных в медички, и нацгвардейцы на джипах.

Олег Войцеховский, замкомандира медицинской роты Нацгвардии, показывает мне новый корпус — заброшенное еще недавно здание, которое добровольцы будут ремонтировать под полноценный госпиталь.

— Это все не на месяц и не на два. Два-три года будет эта война, — говорит Войцеховский, закуривая. — Если только Путин не поймет раньше, что нельзя победить Украину. Даже если уничтожит всю армию, то поднимет народ. Пусть поймет и уведет своих "отпускников" отсюда.

— А что местные?

— Не воюют местные. Не хотят местные никакой войны... Но если сдадим Дебальцево, война пойдет и в Артемовск, и дальше.

Войцеховский тушит сигарету ботинком. В тот же день «грады» впервые долетают до деревни Зайцево, южной окраины Артемовска.