Александр Невзоров: “Беларусь - это Недоевропа“
"Беларусь очень хорошо нагреет себе руки на этом конфликте. Если у соседей пожар, всегда есть возможность тихо вынести буфет под предлогом эвакуации оного и внезапно пополнеть".
Засланный в Питер казачок kyky.org Дмитрий Мелеховец встретился в городе разводных мостов и Октябрьской революции с публицистом Александром Невзоровым, чтобы спросить про русскую идею, разницу между "Святой Русью" и "Рашкой" и попутно задать пару вопросов про Беларусь, не вошедших в оригинал интервью, опубликованный в газете "Деловой Петербург".
— Александр, сейчас все говорят про единение русского народа вокруг Путина. Кто-то в это верит, кто-то нет. Кто-то считает, что люди отвечают так, как от них ожидают, и искренности в опросах нет. А что происходит внутри элит? Есть ли там единство?
Александр Невзоров: Единство народа есть. Но когда мы произносим слово "народ", следует четко представлять себе зрительно, о ком мы говорим. Мы говорим о колоссальном количестве алкоголиков, о наркоманах, о пещерных жителях русской деревни (которая является язвой и очагом бессмыслия, пьянства и невежества), о любителях "Дома-2". Совершенно не удивительно, что они сплотились вокруг первой попавшей агрессивной идеи. Ведь вместе с рейтингами президента выросли и рейтинги новостей. Это тоже о многом говорит. Раньше телеканалы стеснялись делать новости до такой степени однозначными и примитивными. Но только потом выяснилось, что чем примитивнее новости, тем больше у них рейтинги, и нет предела этой однозначности. Именно это в возможности воплощения русской идеи действительно сильно объединяет. А если выводить этот чистый "препарат" русской идеи, то она заключается в слове "война" и в слове "убивать". Русская идея — наматывать чьи-то кишки на гусеницы танков, потому что декларация собственной исключительности, неподражаемости, особого пути русского народа подразумевает необходимость объяснить это миру. Но мир с этим не согласен!
Утверждение, что Россия не Европа — чудовищное. Нас попросту пытаются лишить корней. Но публика охотно на это ведется и все начинают верить в особый русский путь. А идею русского народа придумали два немецких сказочника — Братья Гримм.
— Почему братья Гримм?
— Я про это уже не раз объяснял. В 1765-м Карл фон Мозер написал трактат "О немецком национальном духе". Потом его талантливо переработали братья-сказочники, а ранние славянофилы перетащили на русскую почву. У любого народа агрессия всегда вызывает желание единения. Но грош цена такому единению. Как только народ начинает сталкиваться с реальными проблемами, это единение рассыпается. Понятно, что люди будут исповедовать эти взгляды до тех пор, пока эти взгляды не начнут доставлять им личные неудобства. Вот как только крикнул "Крым наш!" — гангрена сразу образовалась. Как только похоронку на сына получат с русско-украинского фронта, тогда украинцы перестанут быть фашистами и бандеровцами. Как известно, вечных рейтингов не бывает. Вечной веры народа не бывает. Все обрушивается. Только существует огромная разница между тем, когда обрушивается 36%, и когда "падает" идеал, в который превратили бедного Путина. Будет трагедия. Я вступаюсь за эту ситуацию не потому, что мне так дорога Украина, а именно потому, что я способен понять и определить степень бедствия для России.
— Вот вы говорите "большинство ничего не значит". А сколько человек в России чего-то значит? Или только Путин?
— Такие люди есть. И они могли бы поставить Россию на уши, но проблема в том, что лично их Путин ничем не обидел.
— Именно поэтому нет в России достойной оппозиции?
— Да, конечно! Не надо думать, что революционеры выковываются в течение 10 лет. Когда-то о маленьком картавом экономисте из Симбирска никто ничего не знал. Никто не предполагал, что хозяином на политическом олимпе окажется уголовная веселая группка.
— Так называемую мыслящую элиту нельзя считать в какой-то мере оппозицией?
— Нет, максимум, на что они способны, — помычать перед воротами бойни и обвинить забойщиков в антисанитарии, в том, что их неправильно заводят под электрошокер.
— Вот все гордились, что проникновение интернета в России достигло небывалых высот. Что аудитория Яндекса больше, чем у Первого канала. Но соцопросы показывают, что даже в Москве 88% людей новости узнают из телевизора. Почему они верят, грубо говоря, телевизору, а не интернету?
— Интернет, к сожалению, слишком многополярен, чтобы быть понятным. В нем слишком много нормальности, честности, храбрости и разумности. Народу нужна однозначность и примитивность. Однозначность всегда будет иметь больше рейтинги, чем свобода и рваность суждений. Эта однозначность значительно упрощает метод управления государством. Ведь фашизм, как бы плохо о нем ни думали, это всего-навсего наиболее конструктивная система управления. Она настолько удобна, что власть, избравшая фашизм, может управлять любой страной. Именно за счет террора и насилия. Правда, это не очень пристойный способ выведения страны из кризиса. Но для нас нормальный фашизм недоступен, потому что фашизм требует 5–6 млн крепких пролетариев. Сытых, но злобных. Которые сами будут громить редакции газет, сами будут устраивать костры из книг, а у нас таких пролетариев 5–6 человек, но как оказалось, и тех нет. Одного нашли на "Уралвагонзаводе", но потом выяснилось, что он из местного кружка самодеятельности.
— Вы как-то сопоставляли "Рашку" и "Святую Русь". Они существуют одновременно или сменяют друг друга?
— Это одинаково омерзительно! Они живут только в воспаленном сознании черносотенцев и русофобов. Я, например, к России отношусь хорошо. Даже лучше, чем она того заслуживает. И понимаю, что у нее нет ничего, кроме будущего. Но зато будущее есть. Если бы Россия не породила таких замечательных людей, как Павлов, Засулич, Менделеев, Тимирязев, Рылеев, Радищев, Писарев, Добролюбов, тогда, вероятно, можно было бы ставить крест. Если бы мы рожали только православных мракобесов, то будущего не было бы. Но Россия Павловых и Гагариных — это тоже Россия. Причем толком неизвестно какая Россия крупнее. То ли та, в которой 94% населения ходили в обуви из древесной коры, то ли "элитная" Россия. Причем носить кору на ногах было нормой: это называлось "лапти".
— Вы как-то обмолвились, что вас не интересует судьба России…
— Я вообще пустяками не интересуюсь. Не надо особо интересоваться, чтобы анализировать ситуацию. Но мне очень любопытно смотреть. И я благодарен судьбе, что у меня есть такая возможность.
Засланный в Питер казачок kyky.org Дмитрий Мелеховец встретился в городе разводных мостов и Октябрьской революции с публицистом Александром Невзоровым, чтобы спросить про русскую идею, разницу между "Святой Русью" и "Рашкой" и попутно задать пару вопросов про Беларусь, не вошедших в оригинал интервью, опубликованный в газете "Деловой Петербург".
— Александр, сейчас все говорят про единение русского народа вокруг Путина. Кто-то в это верит, кто-то нет. Кто-то считает, что люди отвечают так, как от них ожидают, и искренности в опросах нет. А что происходит внутри элит? Есть ли там единство?
Александр Невзоров: Единство народа есть. Но когда мы произносим слово "народ", следует четко представлять себе зрительно, о ком мы говорим. Мы говорим о колоссальном количестве алкоголиков, о наркоманах, о пещерных жителях русской деревни (которая является язвой и очагом бессмыслия, пьянства и невежества), о любителях "Дома-2". Совершенно не удивительно, что они сплотились вокруг первой попавшей агрессивной идеи. Ведь вместе с рейтингами президента выросли и рейтинги новостей. Это тоже о многом говорит. Раньше телеканалы стеснялись делать новости до такой степени однозначными и примитивными. Но только потом выяснилось, что чем примитивнее новости, тем больше у них рейтинги, и нет предела этой однозначности. Именно это в возможности воплощения русской идеи действительно сильно объединяет. А если выводить этот чистый "препарат" русской идеи, то она заключается в слове "война" и в слове "убивать". Русская идея — наматывать чьи-то кишки на гусеницы танков, потому что декларация собственной исключительности, неподражаемости, особого пути русского народа подразумевает необходимость объяснить это миру. Но мир с этим не согласен!
Утверждение, что Россия не Европа — чудовищное. Нас попросту пытаются лишить корней. Но публика охотно на это ведется и все начинают верить в особый русский путь. А идею русского народа придумали два немецких сказочника — Братья Гримм.
— Почему братья Гримм?
— Я про это уже не раз объяснял. В 1765-м Карл фон Мозер написал трактат "О немецком национальном духе". Потом его талантливо переработали братья-сказочники, а ранние славянофилы перетащили на русскую почву. У любого народа агрессия всегда вызывает желание единения. Но грош цена такому единению. Как только народ начинает сталкиваться с реальными проблемами, это единение рассыпается. Понятно, что люди будут исповедовать эти взгляды до тех пор, пока эти взгляды не начнут доставлять им личные неудобства. Вот как только крикнул "Крым наш!" — гангрена сразу образовалась. Как только похоронку на сына получат с русско-украинского фронта, тогда украинцы перестанут быть фашистами и бандеровцами. Как известно, вечных рейтингов не бывает. Вечной веры народа не бывает. Все обрушивается. Только существует огромная разница между тем, когда обрушивается 36%, и когда "падает" идеал, в который превратили бедного Путина. Будет трагедия. Я вступаюсь за эту ситуацию не потому, что мне так дорога Украина, а именно потому, что я способен понять и определить степень бедствия для России.
— Вот вы говорите "большинство ничего не значит". А сколько человек в России чего-то значит? Или только Путин?
— Такие люди есть. И они могли бы поставить Россию на уши, но проблема в том, что лично их Путин ничем не обидел.
— Именно поэтому нет в России достойной оппозиции?
— Да, конечно! Не надо думать, что революционеры выковываются в течение 10 лет. Когда-то о маленьком картавом экономисте из Симбирска никто ничего не знал. Никто не предполагал, что хозяином на политическом олимпе окажется уголовная веселая группка.
Революционерами становятся всего за несколько часов. Не проблема их найти. Революция обязательно найдет себе революционеров, которые ей нужны.
— Так называемую мыслящую элиту нельзя считать в какой-то мере оппозицией?
— Нет, максимум, на что они способны, — помычать перед воротами бойни и обвинить забойщиков в антисанитарии, в том, что их неправильно заводят под электрошокер.
— Вот все гордились, что проникновение интернета в России достигло небывалых высот. Что аудитория Яндекса больше, чем у Первого канала. Но соцопросы показывают, что даже в Москве 88% людей новости узнают из телевизора. Почему они верят, грубо говоря, телевизору, а не интернету?
— Интернет, к сожалению, слишком многополярен, чтобы быть понятным. В нем слишком много нормальности, честности, храбрости и разумности. Народу нужна однозначность и примитивность. Однозначность всегда будет иметь больше рейтинги, чем свобода и рваность суждений. Эта однозначность значительно упрощает метод управления государством. Ведь фашизм, как бы плохо о нем ни думали, это всего-навсего наиболее конструктивная система управления. Она настолько удобна, что власть, избравшая фашизм, может управлять любой страной. Именно за счет террора и насилия. Правда, это не очень пристойный способ выведения страны из кризиса. Но для нас нормальный фашизм недоступен, потому что фашизм требует 5–6 млн крепких пролетариев. Сытых, но злобных. Которые сами будут громить редакции газет, сами будут устраивать костры из книг, а у нас таких пролетариев 5–6 человек, но как оказалось, и тех нет. Одного нашли на "Уралвагонзаводе", но потом выяснилось, что он из местного кружка самодеятельности.
— Вы как-то сопоставляли "Рашку" и "Святую Русь". Они существуют одновременно или сменяют друг друга?
— Это одинаково омерзительно! Они живут только в воспаленном сознании черносотенцев и русофобов. Я, например, к России отношусь хорошо. Даже лучше, чем она того заслуживает. И понимаю, что у нее нет ничего, кроме будущего. Но зато будущее есть. Если бы Россия не породила таких замечательных людей, как Павлов, Засулич, Менделеев, Тимирязев, Рылеев, Радищев, Писарев, Добролюбов, тогда, вероятно, можно было бы ставить крест. Если бы мы рожали только православных мракобесов, то будущего не было бы. Но Россия Павловых и Гагариных — это тоже Россия. Причем толком неизвестно какая Россия крупнее. То ли та, в которой 94% населения ходили в обуви из древесной коры, то ли "элитная" Россия. Причем носить кору на ногах было нормой: это называлось "лапти".
— Вы как-то обмолвились, что вас не интересует судьба России…
— Я вообще пустяками не интересуюсь. Не надо особо интересоваться, чтобы анализировать ситуацию. Но мне очень любопытно смотреть. И я благодарен судьбе, что у меня есть такая возможность.