Светлана Алексиевич: Я исчерпала свой запас боли

Нобелевский лауреат по литературе, писательница Светлана Алексиевич 8 марта дала эксклюзивное интервью Deutsche Welle. TUT.BY публикует самые яркие цитаты писательницы.

В интервью Светлана Алексиевич призналась, что еще не обжила статус нобелевского лауреата. Но ее печалит, что свободного времени мало. И ей немножко некомфортно от того, что любое ее слово тут же появляется в печати.

— Я, скорее, человек-одиночка, человек стола, я хотела бы сидеть и тихонько писать, думать. Хотя публичность дается мне легко (я в четвертом поколении — из учительской семьи, книги и разговоры — это, в общем-то, моя среда существования), но чтобы писать, надо очень много быть одному.


О новом витке холодной войны

— Я чувствую это как человек, живущий там, внутри всего этого. Потому что Беларусь, как никакая другая страна, соединена с Россией. По-моему, она — единственный оставшийся коридор в Европу и единственное пространство, которое еще подвержено русскому влиянию, открытому русскому влиянию. То, что происходит в России, и у нас очень слышно. Ненависть, которая копится в обворованных, обманутых людях, ищет выхода. И эти процессы ненависти, в общем, достаточно грамотно направили вовне, против внешнего врага, произошла милитаризация сознания.


О рейтинге Путина

— Когда я поездила по России, побывала в глубинке, я поняла, почему молчит народ: он не понял, что произошло, он не ждал этого. Перестройку сделала какая-то часть интеллигенции в больших городах во главе с Горбачевым. А остальные? Люди были в совершенной прострации, никакого капитализма не хотели. Может быть, это не совпадало с ментальностью русской… И когда Путин произнес: «Вокруг враги, мы должны быть сильными, нас должны уважать», — все встало на свои места. Вот так люди знают, как жить. И они опять сбились в мощное народное тело.


О Чернобыле сегодня и космической катастрофе

— Все мои друзья, которые умерли в последние десять лет, умерли от рака. И нет буквально ни дня, чтобы я не слышала от своих знакомых, что кто-то заболел или умер. Это было предсказано многими учеными еще в самом начале, в первые месяцы после аварии на Чернобыльской АЭС. Они говорили, что отойдут быстрые смерти, а потом начнется реакция на малые дозы радиации, которые мы пьем, едим, нюхаем. И сейчас это происходит. И власть хотела бы закрыть на это глаза. Сами себе они завели отдельные хозяйства, Лукашенко подают чистые продукты на стол. А остальные едят все то, что в продается магазинах… Так что нельзя сказать, что мы живем после Чернобыля. Мы живем в Чернобыле. И это — на бесконечное время.


О том, почему вернулась в Беларусь

— Я как раз вернулась в Беларусь, прожив 12 лет за границей. Я — писатель, который хочет и должен жить дома. Ведь «романы голосов», которые я делаю, я тку из воздуха жизни вокруг меня, из того, что я слышу, разговаривая с человеком, или ловлю случайно на лету, на улице, в такси, на рынке… Так что помимо личных причин (растет внучка, и по-человечески хочется быть рядом), были также профессиональные. Я вернулась, чтобы жить дома.


О свободе, которая не приходит сама по себе

— Нельзя представить, что человека выпустили за лагерные ворота — и он уже свободный. Так не бывает. Каждый находит в инерции жизни какую-то уловку, оправдание, какую-то нишу, возможность сохранить какое-то достоинство… Это в человеческой природе. На площадь выходит совсем немного людей. Скажем, люди в Беларуси увидели Майдан, увидели кровь, горящие автомобильные покрышки — и, конечно, испугались. Все хотят свободы, но хотят, чтобы эта красавица просто вдруг появилась откуда-то с небес. Но так не бывает.


О новых книгах и исчерпанном запасе боли

— Сейчас я, конечно, уже очень устала и вряд ли могла бы поехать на войну и писать о войне. Я больше не могу видеть это человеческое безумие. Я исчерпала весь свой запас боли, противостояния ей и не могу понять, по какому праву один человек убивает другого. Это варварство. И мне кажется, что в XXI веке должны сражаться идеями. Надо договариваться друг с другом, а не убивать. А мы убиваем. Это говорит о том, ХХ век еще продолжается. То есть календарно он, конечно, ушел, но ментально — нет, мы все еще те, из ХХ века, и мы не поменялись пока.

Но человек — это не только некая социальная или идейная сущность. Он — больше. А вокруг чего вертится жизнь? Это две вещи: Любовь и Смерть. И я пишу сейчас две книги, думаю о двух книгах: одна книга — о Любви, вторая — о Старости.