Кандидаты в депутаты игнорируют половину электората
Проблему инвалидности в своих программах не затрагивают кандидаты в депутаты ни "от власти", ни от оппозиции. Потому что не видят людей с физическими особенностями в качестве целевой аудитории. Как выжить в состоянии гражданской смерти, не стать иждивенцем и получить персональное право жаловаться на государство – подсказки от "невидимого" электората предлагает будущим парламентариям координатор Минского Офиса по правам людей с инвалидностью Сергей Дроздовский.
– Сколько в итоге не учтено потенциальных избирателей?
– Официально около 6% граждан имеет инвалидность. Люди, которые идентифицируют себя по состоянию здоровья с инвалидностью – около 10%. По результатам нашего опроса, о причастности к инвалидности (в семье есть инвалид, кто-то из друзей, коллеги) – это 50% населения. В большинстве программ и стратегий политических партий вопрос инвалидности не поднимался в принципе.
– А с какими проблемами обращается эта часть избирателя в Минский Офис по правам людей с инвалидностью?
– За год поступило 1000-1400 обращений. Где-то около трети, как показывает анализ наших юристов, требуют просто проинформировать человека о нормах законодательства. М ы поняли, что есть проблема даже не с источниками информации, а со способом ее подачи. Человеку негде получить информацию должной глубины и полноты в понятной форме.
Если анализировать обращения, которые потребовали более глубокого вмешательства, то половина из них касается качества жизни и социальной защиты. Беспокоит уровень низовых проблем – еда, здоровье, отдых. Это не позволяет людям участвовать в более сложных процессах в обществе: трудовой деятельности, политической, общественной, культурной жизни.
Еще категория – заявители, который я уже прошли огонь воду и медные трубы. Они досконально изучили свою проблему, но поняли, что дальше у них нет ни квалификации, ни способностей добиваться ее решения. Наши юристы помогают выстроить линию поведения, чтобы используя судебные или досудебные возможности, добиться справедливости.
К сожалению, более трети дел, с которыми мы сталкиваемся – проблема дееспособности. Человека лишают его гражданских прав. Мы называем это гражданской смертью, а законодательство не имеет механизмов возвращения дееспособности. Вполне возможно, что имея достаточно силы, личность способна быть самостоятельной. Но для этого необходимо пройти невероятно сложные административные процедуры, что в одиночку сделать невозможно.
– Позволяет ли законодательство добиваться восстановления прав в суде?
– Существует ряд коллизионных норм законодательства, которые не позволяют этого, особенно что касается дискриминации. Институт антидискриминации отсутствует в принципе. В целом ряде случаев восстановить права человека абсолютно невозможно, так как проявления дискриминации не явные, чаще всего не приводят к вреду для здоровья.
В этом плане показателен суд жителя Бобруйска Сергея Мацкевича против организации, которая эксплуатирует дорожную сеть. По сути это было дискриминационное явление, когда дорожники абсолютно игнорировали интересы людей с инвалидностью. Хотя права Мацкевича и восстановлены в полном объеме, суду было очень сложно установить факт дискриминации, как и нам доказывать, что она была. Именно из-за отсутствия в законодательстве разработанных правовых механизмов.
Еще пример – недавний случай с отказом в спецтранспорте по дороге в садик для детей с инвалидностью. Несмотря на то, что в Кодексе об образовании абсолютно конкретно прописана необходимость предоставления спецтранспорта, для чиновников этого недостаточно. Должны быть разработаны конкретные административные механизмы, которые позволят выполнять эти нормы. Когда конфликт развернулся до степени, близкой к судебному разбирательству, оказалось, что он решаемый. Но опять-таки – только на уровне Минска, та же самая проблема в регионах останется.
Трудовая сфера – единственная, где прописан (в Трудовом кодексе) запрет на дискриминацию. Большинство инвалидов, которые обращаются к нам, говорят, что их не берут только по причине инвалидности. Но даже если судья будет понимать, что ты прав, нет механизмов, которые позволят ему восстановить твое право.
Другие сферы. Политическая. Не было ни одной жалобы. Но это не значит, что у нас все хорошо. Это значит, что там нет людей с инвалидностью.
Большинству хватает здравого смысла, чтобы оценить заранее проблемы и просто не идти в ту сторону. Не идти в культуру, не идти в спорт, в работу – никуда. Иногда говорят, что они такие недобросовестные, эти инвалиды, не пошли и не попробовали. Но простите, если стоит барьер явно больший, чем для здорового человека, то это оскорбительно идти пробовать.
– Проблема не прописанного в законодательстве понятия "дискриминация" стоит уже давно. Есть подвижки, может быть, разрабатываются соответствующие поправки?
– Периодически со стороны некоммерческих организаций вносятся предложения. Но пока никаких признаков того, что начался устойчивый законодательный процесс. Есть большие надежды на то, что Беларусь пообещала в 2013 году присоединиться к Конвенции о правах инвалидов. Запрещение дискриминации и создание антидискриминационных механизмов является одним из обязательных условий присоединения. Мы надеемся, что это станет той последней каплей, которая простимулирует наших законотворцев разработать наконец механизмы запрета дискриминации. Как это уже делается в Украине. Даже при том, что Беларусь заявляет, что не будет подписывать факультативный протокол, который позволяет подавать персональную жалобу на государство.
Если даже внутреннее законодательство неразработанное и плохо исполняется, почему принятие Конвенции может улучшить положение? Не станет ли она очередным обещанием, необязательным для исполнения?
– Человек с инвалидностью в Беларуси, который не интегрировался в социум, чаще всего он чувствует себя жертвой или просто самоизолируется и настраивает замкнутую, но относительно комфортную жизнь?
– Никто не проводил исследований на этот счет. Как бы ни было, для общества результат один и тот же – мы теряем гражданина.
Мы регулярно сталкиваемся с проявлениями того, что человек себя чувствует жертвой заранее. Если ощущение завышенных барьеров окружает, то перед человеком возникает необходимость выбора жизненной стратегии: кто-то хочет быть космонавтом, кто-то президентом, а вот кем быть ему. И часто это выбор минималистского образа жизни: я не могу заработать, я буду экономить. Мне сложно куда-то попасть, я буду убеждать себя в том, что мне туда и не надо.
Исследования в России показали, что такой образ жизни в течение двух лет полностью меняет психологический настрой человека. Он приспосабливается к минималистскому социальному поведению. Общество получает иждивенца. И здесь невозможно обвинять человека – он выбирает тот образ жизни, который ему доступен.
– Кто-нибудь подсчитывал, сколько теряет общество – трудовых единиц, творческих кадров, ученых?
– В Германии подсчитали, что реабилитация (медицинская и психологическая) и возвращение в общество стоят меньше, чем постоянное лечение человека с инвалидностью. Поддержать состояние здоровья (не говоря о самой инвалидности) дешевле, чем осуществить экстренную госпитализацию. Хотя учесть весь комплекс социальных эффектов пока никто не может.
– Сколько в итоге не учтено потенциальных избирателей?
– Официально около 6% граждан имеет инвалидность. Люди, которые идентифицируют себя по состоянию здоровья с инвалидностью – около 10%. По результатам нашего опроса, о причастности к инвалидности (в семье есть инвалид, кто-то из друзей, коллеги) – это 50% населения. В большинстве программ и стратегий политических партий вопрос инвалидности не поднимался в принципе.
– А с какими проблемами обращается эта часть избирателя в Минский Офис по правам людей с инвалидностью?
– За год поступило 1000-1400 обращений. Где-то около трети, как показывает анализ наших юристов, требуют просто проинформировать человека о нормах законодательства. М ы поняли, что есть проблема даже не с источниками информации, а со способом ее подачи. Человеку негде получить информацию должной глубины и полноты в понятной форме.
Если анализировать обращения, которые потребовали более глубокого вмешательства, то половина из них касается качества жизни и социальной защиты. Беспокоит уровень низовых проблем – еда, здоровье, отдых. Это не позволяет людям участвовать в более сложных процессах в обществе: трудовой деятельности, политической, общественной, культурной жизни.
Еще категория – заявители, который я уже прошли огонь воду и медные трубы. Они досконально изучили свою проблему, но поняли, что дальше у них нет ни квалификации, ни способностей добиваться ее решения. Наши юристы помогают выстроить линию поведения, чтобы используя судебные или досудебные возможности, добиться справедливости.
К сожалению, более трети дел, с которыми мы сталкиваемся – проблема дееспособности. Человека лишают его гражданских прав. Мы называем это гражданской смертью, а законодательство не имеет механизмов возвращения дееспособности. Вполне возможно, что имея достаточно силы, личность способна быть самостоятельной. Но для этого необходимо пройти невероятно сложные административные процедуры, что в одиночку сделать невозможно.
– Позволяет ли законодательство добиваться восстановления прав в суде?
– Существует ряд коллизионных норм законодательства, которые не позволяют этого, особенно что касается дискриминации. Институт антидискриминации отсутствует в принципе. В целом ряде случаев восстановить права человека абсолютно невозможно, так как проявления дискриминации не явные, чаще всего не приводят к вреду для здоровья.
В этом плане показателен суд жителя Бобруйска Сергея Мацкевича против организации, которая эксплуатирует дорожную сеть. По сути это было дискриминационное явление, когда дорожники абсолютно игнорировали интересы людей с инвалидностью. Хотя права Мацкевича и восстановлены в полном объеме, суду было очень сложно установить факт дискриминации, как и нам доказывать, что она была. Именно из-за отсутствия в законодательстве разработанных правовых механизмов.
Еще пример – недавний случай с отказом в спецтранспорте по дороге в садик для детей с инвалидностью. Несмотря на то, что в Кодексе об образовании абсолютно конкретно прописана необходимость предоставления спецтранспорта, для чиновников этого недостаточно. Должны быть разработаны конкретные административные механизмы, которые позволят выполнять эти нормы. Когда конфликт развернулся до степени, близкой к судебному разбирательству, оказалось, что он решаемый. Но опять-таки – только на уровне Минска, та же самая проблема в регионах останется.
Трудовая сфера – единственная, где прописан (в Трудовом кодексе) запрет на дискриминацию. Большинство инвалидов, которые обращаются к нам, говорят, что их не берут только по причине инвалидности. Но даже если судья будет понимать, что ты прав, нет механизмов, которые позволят ему восстановить твое право.
Другие сферы. Политическая. Не было ни одной жалобы. Но это не значит, что у нас все хорошо. Это значит, что там нет людей с инвалидностью.
Большинству хватает здравого смысла, чтобы оценить заранее проблемы и просто не идти в ту сторону. Не идти в культуру, не идти в спорт, в работу – никуда. Иногда говорят, что они такие недобросовестные, эти инвалиды, не пошли и не попробовали. Но простите, если стоит барьер явно больший, чем для здорового человека, то это оскорбительно идти пробовать.
– Проблема не прописанного в законодательстве понятия "дискриминация" стоит уже давно. Есть подвижки, может быть, разрабатываются соответствующие поправки?
– Периодически со стороны некоммерческих организаций вносятся предложения. Но пока никаких признаков того, что начался устойчивый законодательный процесс. Есть большие надежды на то, что Беларусь пообещала в 2013 году присоединиться к Конвенции о правах инвалидов. Запрещение дискриминации и создание антидискриминационных механизмов является одним из обязательных условий присоединения. Мы надеемся, что это станет той последней каплей, которая простимулирует наших законотворцев разработать наконец механизмы запрета дискриминации. Как это уже делается в Украине. Даже при том, что Беларусь заявляет, что не будет подписывать факультативный протокол, который позволяет подавать персональную жалобу на государство.
Если даже внутреннее законодательство неразработанное и плохо исполняется, почему принятие Конвенции может улучшить положение? Не станет ли она очередным обещанием, необязательным для исполнения?
– Человек с инвалидностью в Беларуси, который не интегрировался в социум, чаще всего он чувствует себя жертвой или просто самоизолируется и настраивает замкнутую, но относительно комфортную жизнь?
– Никто не проводил исследований на этот счет. Как бы ни было, для общества результат один и тот же – мы теряем гражданина.
Мы регулярно сталкиваемся с проявлениями того, что человек себя чувствует жертвой заранее. Если ощущение завышенных барьеров окружает, то перед человеком возникает необходимость выбора жизненной стратегии: кто-то хочет быть космонавтом, кто-то президентом, а вот кем быть ему. И часто это выбор минималистского образа жизни: я не могу заработать, я буду экономить. Мне сложно куда-то попасть, я буду убеждать себя в том, что мне туда и не надо.
Исследования в России показали, что такой образ жизни в течение двух лет полностью меняет психологический настрой человека. Он приспосабливается к минималистскому социальному поведению. Общество получает иждивенца. И здесь невозможно обвинять человека – он выбирает тот образ жизни, который ему доступен.
– Кто-нибудь подсчитывал, сколько теряет общество – трудовых единиц, творческих кадров, ученых?
– В Германии подсчитали, что реабилитация (медицинская и психологическая) и возвращение в общество стоят меньше, чем постоянное лечение человека с инвалидностью. Поддержать состояние здоровья (не говоря о самой инвалидности) дешевле, чем осуществить экстренную госпитализацию. Хотя учесть весь комплекс социальных эффектов пока никто не может.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Дорогие читатели, не имея ресурсов на модерацию и учитывая нюансы белорусского законодательства, мы решили отключить комментарии. Но присоединяйтесь к обсуждениям в наших сообществах в соцсетях! Мы есть на Facebook, «ВКонтакте», Twitter и Одноклассники